оцениваются… слишком низко, меньше сороковой части их богатства». Выступая в парламенте за исключение из списков мелких налогоплательщиков в 1601 году, Рэли предположил, что если в платежных книгах состояние человека оценивается в £3 в год, то это близко к реальному доходу, а «наши поместья, которые, по книгам королевы, приносят £30 или £40, не составляют и сотой части нашего богатства»[941]. И последнее, Уильям Лэмбард, кентский юрист и антиквар, зашел так далеко, что предложил преследовать непорядочных оценщиков по средневековым статутам за действия в корыстных целях[942].

Однако инициатива должна была исходить от короны. Поразительная черта поведения Елизаветы состоит в том, что если европейские правители повсюду при давлении военных расходов или угрозе вторжения изобретали новые налоги, то Елизавета придерживалась прецедента. Во время Девятилетней войны Вильгельм III введет земельный налог и налог на дома, который будет исчисляться по количеству окон, начнет собирать налоги на слуг, лошадей и повозки. Во время Наполеоновских войн новым налогом обложили личные доходы по ставке 2 шиллинга с фунта. Елизавета, напротив, сопротивлялась фискальным новшествам. Подсчитано, что королева брала на войну примерно 3 % национального дохода Англии, тогда как Филипп II забирал у Кастилии 10 %[943]. Действительно, она собирала многочисленные субсидии, пятнадцатую часть и десятину в 1589 году и позже. В том году большинством голосов предоставили две субсидии и четыре пятнадцатых и десятин; в 1593 и 1597 годах потребовались три субсидии и шесть пятнадцатых и десятин; в 1601 году выделили четыре субсидии и восемь пятнадцатых и десятин. Тем не менее «увеличение количества» субсидий в то время, как налоговые поступления фактически сокращались, говорило о плохой связи с обществом. К тому же многочисленные субсидии подчинялись закону о сокращающихся доходах: те же немногочисленные налогоплательщики облагались по тем же фиксированным ставкам, хотя ни один из них не платил по современным ставкам подоходного налога.

Однако если неспособность королевы поддерживать доходность субсидий обнажила источник слабости тюдоровского государства, то высшим достижением Елизаветы стал тот факт, что она оставила своему преемнику долгов всего на £365 254[944]. Поскольку Мария оставила долг £300 000, сравнение (с учетом инфляции) делает Елизавете честь. К 1609 году Якову I осталось выплатить из этого долга всего £133 500, хотя его собственный дефицит затмил все, что могла вообразить Елизавета[945]. Впрочем, она затыкала брешь между доходами и расходами, продавая коронные земли. Это нанесло ущерб интересам короны в будущем, поскольку Стюарты остались с сократившимся регулярным доходом и были лишены возможности брать займы под гарантию. Однако многие ли из правителей XVI века думали о будущем, особенно во время войны? Наоборот, Елизавета не несла ответственности перед избирателями, а этот факт обычно недооценивают.

Другой аспект состоит в том, что при Елизавете выросли местные налоги, особенно налог для облегчения положения бедных, на ремонт дорог и мостов, для покрытия расходов на ополчение – все они компенсировали недостаточность государственного налогообложения. Хотя эта тема относительно мало изучена, понятно, что набор и подготовка ополчения требовали значительных средств и обременяли графства дополнительными местными налогами, которые санкционировали мировые судьи, а собирали округа (сотни) и приходские констебли[946]. К 1580-м годам подготовка требовала существенных сумм; к тому же графства отвечали за приходские запасы оружия и доспехов, за оплату наставников, за ремонт береговых фортов и строительство маяков, за отправку войск, набранных для службы за границей с оружием и в форменной одежде, а также их доставку в назначенный порт погрузки. В Кенте стоимость военных приготовлений, возложенных на графство с 1585 по 1603 год, превысила £10 000. Да, часть денег, необходимых для экипировки и транспортировки войск, можно было возместить из казначейства, но на практике графства несли примерно три четверти затрат. К тому же если раньше, чтобы пополнить королевский флот в военное время, в приморских городах и графствах традиционно реквизировали торговые суда (за исключением рыбацких), то в 1590-е годы корона начала требовать не только корабли, но и деньги, а рыбаков заставляла служить во флоте или на борту каперов, нанося ущерб местной экономике. Когда затем «корабельные деньги» распространили на внутренние районы страны, такие как Западный Райдинг в Йоркшире, это вызвало сильное противодействие вплоть до того, что оспаривалось право короны вообще налагать этот сбор[947].

Хотя основное внимание елизаветинских местных органов власти концентрировалось на нуждах обороны, наборе ополчения и финансовых вопросах, основой системы были местные магистраты. Главными государственными чиновниками оставались не получавшие жалованья мировые судьи, количество которых постоянно росло в течение XVI века. Если при Уолси каждое графство обслуживало в среднем 25 мировых судей, то к середине правления Елизаветы их стало 40–50, а к 1603 году количество судей в графстве колебалось от 40 до 90. Причина этого явления состояла не просто в увеличении объема работы, дело в том, что к середине XVI века должность судьи превратилась в признанное обществом предварительное условие для джентльмена, желающего проявить себя в делах графства. Престиж этой должности и стремление джентри «нести закон» ускорили появление судей. Берли стремился подбирать судей, работающих с «геркулесовой отвагой». Он ужесточил систему назначения и собирал информацию о кандидатах, продумывая должности ведущих аристократов и джентри на серии карт графства. Несмотря на то что он провел как минимум семь крупных чисток, поддерживать его политику исключений было сложно: судей выездных сессий, в чьи задачи входило предоставлять Тайному совету подробные оценки после своих поездок дважды в год, могли лоббировать или вводить в заблуждение уже работающие мировые судьи. В отчетах нередко проявлялось влияние местных группировок, и чистки по факту могли лишить должностей наиболее одаренных членов сообщества. Кроме того, поскольку в принятии решений значительную роль играли патрон-клиентские отношения, было сложно противостоять давлению снизу с целью увеличить количество мировых судей[948].

В большинстве графств лишь половина мировых судей старались действовать в том смысле, что они методично проводили в жизнь закон и порядок: заседали в судах квартальных сессий, разрешали в арбитражном порядке местные споры и выполняли должностные обязанности. Их работа строилась на двух источниках: статутах и решениях коллегий мировых судей. Объем работы в области закона и порядка был огромен: тюдоровские статуты создали несколько новых категорий тяжких преступлений в том, что касается массовых беспорядков, ущерба собственности, порчи монет, черной магии, прав на охоту и игры, а также рекузантства. К 1603 году не менее 309 статутов входили в зону ответственности мировых судей, 176 из которых вступили в действие после 1485 года. Да, к 1590 году обязанность рассматривать и решать дела по тяжким преступлениям в итоге передали в суды выездных сессий. Однако такое несомненное сокращение судебной работы с лихвой покрывалось созданием новых мисдиминоров по статутному праву: например, похищение наследниц, ущерб урожаю, повреждение огораживаний, богохульство, осквернение воскресенья, нарушение общественного порядка в пивной, пьянство, лжесвидетельство и