Последствия действий «имперского» короля глубоко беспокоили некоторых юристов общего права, прежде всего Кристофера Сен-Жермена, который первым из английских авторов опубликовал практически совершенную теорию парламентского суверенитета[911]. В трактате «Новые дополнения» (New Additions, 1531) он заявил, что король-в-парламенте – «высший владыка над людьми, который заботится не только о телах, но и о душах своих подданных»[912]. В «Ответе на письмо» (An Answer to a Letter, 1535) он доказывал, что каждый закон, и церковный, и гражданский, был должным образом проработан королем и обеими палатами парламента, «потому что парламент представлял всех людей королевства, а значит, и всю католическую церковь в нем»[913]. Сен-Жермен распространил теорию «смешанной» монархии и на церковь: Генрих VIII, с его точки зрения, не должен быть самодержцем в церковной политике. По сути, поскольку Сен-Жермен видел необходимость не давать королю, как верховному главе, права толковать Священное Писание, он утверждал, что парламенту следует выполнять эту необходимую роль, так как там собирается «вся католическая церковь», приравнивая тем самым «церковь» к парламенту. Эта мысль отразилась на работе Уильяма Маршалла, клиента Кромвеля, который перевел на английский язык трактат Марсилия Падуанского (1275–1342) «Защитник мира»[914].

Сен-Жермен рассматривал парламент как правомочный орган для управления и церковью, и государством и полагал, что королевскую супрематию следует разделить с парламентом. Неясно, стремился ли он к государственному суверенитету в современном смысле слова. Он считал парламентские статуты всеобъемлющими, поскольку они одинаково обязательны для церкви и государства, и ограничивал юрисдикцию Конвокации церковными таинствами и обрядами. Иной раз его доводы были абсолютно эмпирическими. Кто, кроме Томаса Мора, Джона Фишера и лондонских картезианцев, стал бы отрицать, что парламент имел право делать то, что он сделал? Однако его интеллектуальными наставниками были Фортескью и парижанин Жан Жерсон (1363–1429). Его научная мысль основывалась на соборности позднего Средневековья, суть которой состояла в том, что папа был руководителем церкви с определенными обязанностями и поэтому отвечал перед всеми христианами через их представительный Генеральный совет. Из сочетания этого постулата с теорией «смешанной» монархии Фортескью логически вытекало, что Генриху VIII следует использовать королевскую супрематию в сотрудничестве с парламентом и что как светское, так и церковное законотворчество требует согласия «народа» в парламенте.

Поразительно, что и Сен-Жермен, и Эдвард Фокс действовали как пропагандисты Генриха VIII. Фокс был одним из составителей сборника «Достаточно обширная антология» и автором трактата «Истинное различие между королевской и церковной властью» (On the True Difference between Royal and Ecclesiastical Power, 1534). В этом трактате он отстаивал обоснованность кесаропапизма Генриха VIII. А Сен-Жермен защищал идею парламентского суверенитета в трудах «Трактат о власти духовенства и законах Английского королевства» (A Treatise Concerning the Power of the Clergy and the Laws of the Realm, 1535), «Трактат о различиях установлений архиепископов и легатов» (A Treatise Concerning Divers of the Constitutions Provincial and Legantines, 1535) и «Ответ на письмо». Взгляды и выводы этих двух людей различались настолько фундаментально, что они не могли быть правы оба. Генрих VIII оставил совершенно неоднозначное наследие в отношении управления церковью[915]. Однако Тайный совет Елизаветы заставил забыть о теории Фокса. Осознавая опасность католического заговора и притязаний на английский трон Марии Стюарт, ведущие протестантские политики, такие как Берли, лорд – хранитель печати Бэкон, Лестер, Уолсингем и графы Бедфорд и Пембрук, предпочли вариант ограничения возможностей короны, если случится худшее. Их самостоятельные инициативы по «управлению» дебатами в парламенте «почти наверняка основывались на понимании Англии как государства со смешанной формой правления, сходного с тем, которого придерживался сам Томас Картрайт»[916]. Даже архиепископ Уитгифт частично поддерживал Сен-Жермена во время споров о Порицании. В трактате «Защита ответа» (Defence of the Answer, 1574) он объяснил: «Я не вижу такого различия между государством и церковью, что их надо считать, как это происходит, разными органами, управляемыми по разным законам и разными магистратами». Религиозное урегулирование ввела королева-в-парламенте, следовательно, епископы и духовенство были «посвящены в сан и выбраны» согласно парламентскому «порядку и закону»[917]. Однако на совершенно другом уровне непосредственная польза подкрепила идею Сен-Жермена, поскольку статуты Реформации разрабатывали и вводили в действие судьи и юристы общего права, которые все больше разделяли его взгляды. Обвинения в измене, а не в ереси были наказанием за отрицание королевской супрематии, а при Елизавете такие же обвинения выдвигались против католических священников и мирян, которые нарушали верность либо королеве, либо англиканской церкви. К 1600 году было сложно себе представить, чтобы какой-либо будущий король Англии возжелал править по модели императоров поздней Римской империи.

Работа Ричарда Хукера «О законах церковной политики» (Of the Laws of Ecclesiastical Polity) закрепила тюдоровский компромисс. (Само ее название подразумевало отрицание теократической королевской власти.) Книги I–V вышли в 1594–1597 годах, а книги VI–VIII оставались в черновиках ко времени смерти Хукера в 1600 году[918]. Его главной целью было доказать несостоятельность нападок пуритан на англиканскую церковь и защитить ее «государственную» структуру, но в процессе работы он создал стройную политическую теорию. Центральным аспектом его теории было согласие с Сен-Жерменом и юристами общего права в том, что членство в церкви и в государстве суть одно и то же: церковные законы в христианском государстве должны получать одобрение государя, духовенства в Конвокации и мирян в парламенте.

Парламент Англии вместе с включенной в него Конвокацией есть поэтому сама суть, от которой зависит все управление внутри королевства; это тело всего государства; оно состоит из короля и всего, что в стране подчинено ему: потому что все присутствуют здесь или лично, или теми, кому они добровольно передали свое личное право[919].

Если церковь и государство одно целое, парламент должен представлять церковь. Все законы (включая церковные) «должны брать свое начало в мощи всего королевства и церкви Англии» – здесь Хукер вторит «Ответу на письмо» Сен-Жермена. Верховенство королей в создании законов «состоит преимущественно в силе права вето; без такого права они будут королями только по названию»[920]. Хукер пришел к такой сентенции, используя «восходящий» тезис об управлении и законе, первоначально высказанный Марсилием Падуанским и Бартолусом де Саксоферрато (ум. 1352). Он утверждал, что «имперская» власть была «передана» государю «по согласию народа», верно добавив, что исходная цель lex regia состояла в том, чтобы объяснить, как римский народ сначала сам владел всей государственной властью, а потом вручил ее императору. Затем он поддержал мысль, что «имперское» достоинство в церкви со времени Константина и далее использовалось в интересах всей церкви, тогда как в делах, касающихся церковных таинств, государи должны были