«Встань и иди», — сказал себе мысленно, усилием воли отрывая голову от пола. Передвинувшись кое-как к стене и тяжело вздохнув, посмотрел на свои ноги, беспокоившие меня сильнее всего. Только сейчас моему взгляду открылась неприглядная картина: мои босые стопы и оголенная часть голени были обожжены, в некоторых местах уже даже успели появиться болезненные, наполненные кровью волдыри. Это было очень, очень плохо, поскольку не представлял, сколько идти еще придется. Нужно было обязательно найти способ обработать эти ожоги, потому как инфекция, занесенная в раны, могла быть очень опасной.

Осмотрел помещение, в котором оказался, по всей видимости, данная комната представляла собой некий процедурный кабинет. Здесь царил полнейший беспорядок: столы были перевернуты, ящики с медикаментами опрокинуты на пол, инструменты разбросаны по углам. Складывалось впечатление, что тут отгремела настоящая битва, но уже видел в подземной лаборатории, что учинить такое были способны даже пара человек-пациентов. Здесь они тоже наверняка могли встретиться, сделал вывод. Мое внимание сразу привлекли уцелевшие шкафчики с инструментарием и медикаментами, стоявшие возле дальней стены — внутри них могли оказаться нужные мне вещи.

Поднявшись, через боль прошел к ним. К счастью, мне сразу попались запакованные стерильные бинты, а в соседнем шкафчике отыскались и небольшие ножницы для ткани. Но этого было недостаточно — раны для начала необходимо было промыть водой, а вот умывальника, как ни странно, в комнате не оказалось.

Через другую дверь вышел уже в новый коридор, который был достаточно хорошо освещен, и направился в самый его конец, где располагалась уборная. Проходя мимо других кабинетов, двери в которые были распахнуты, с содроганием заметил тела убитых докторов: некоторые коллеги лежали на процедурных столах, зарезанные и обескровленные, иные — просто на полу, задушенные или забитые насмерть. Самым ужасным было то, что меня вид этих мертвых тел уже даже не удивил… Слишком многое пережил. По крайней мере, в уборной, на мое счастье, никого не оказалось.

Пора вспомнить базисные медицинские навыки. Пройдя к умывальнику, разложил рядом свои нехитрые принадлежности и первым делом хорошо вымыл руки. Далее, открыв кран, закинул в раковину под струю прохладной воды правую ногу, которая была обожжена сильнее. Стараясь не травмировать поврежденную кожу, дабы ненароком не содрать тонкие стенки волдырей, осторожно промыл раны. Холод ощущался гораздо острее, но точно знал, охладить обожженную кожу необходимо было обязательно, чтобы процесс разрушения тканей шел не так быстро. Подержав ногу под водой достаточное время, осторожно обмотал стопу и голень бинтом, не затягивая повязку слишком туго, чтобы сохранить достаточную подвижность при ходьбе. Пальцы и пятку оставил открытыми. Разобравшись с правой ногой, проделал аналогичную «процедуру» и с левой. Только после этого позволил себе выдохнуть.

Вид у меня был ужасный — начал умывать лицо, чтобы хоть как-то избавиться от ощущения жара на коже. В этот момент совершенно неожиданно для меня дверь в уборную резко распахнулась, и увидел боковым зрением вставшего в проходе коренастого человека, одного из пациентов.

— Привет, доктор! — возбужденно выпалил он.

Смахнул остатки влаги с лица и повернулся к нему.

— Что тебе нужно?

Пациент какое-то время смотрел на меня, широко распахнув глаза, а затем круто развернулся и убежал.

«Испугался, что ли?» — с неким равнодушием подумал, выходя из уборной вслед за ним.

В другой ситуации и сам вполне мог бы напрячься от того, что оказался по сути один на один с перевозбужденным пациентом, но сейчас был слишком опустошен, к тому же он «влетел» в комнату так быстро, что попросту не успел среагировать адекватно. Как бы то ни было, он, похоже, тоже не был готов иметь дело с доктором.

Идти было больно, каждый шаг отдавался острыми иглами в стопах, но выбора у меня не оставалось.

Вскоре смог убедиться, что в этом месте пациентов на самом деле было очень много, причем почти все они проявляли повышенную агрессию. На меня никто почти не обращал внимания, зато телам убитых докторов доставалось немало: пациенты учиняли всевозможные надругательства над ними. Некоторые просто не понимали, что лежащие в ногах люди были давно мертвы, даже когда их головы были разбиты, а животы — вспороты. Вынужденно отметил для себя уже во второй раз, что все эти ужасы, омерзительные картины, от которых раньше меня охватывала нечеловеческая жуть, теперь стали для моего измученного сознания чем-то обыденным, даже привычным. Мой разум защищался таким образом. Единственным, что по-прежнему наводило на меня настоящий ужас, были оторванные головы, которые встречались в коридоре время от времени. Иной раз они были аккуратно разложены в ряд, смотря на меня потухшими безжизненными глазами… Проходил мимо них, и мне начинало казаться, что сейчас они откроют рты и закричат… Уже даже не задумывался над тем, какой силой необходимо было обладать, чтобы оторвать человеку голову, ведь известно, что в средние века не каждый палач мог срубить ее даже с двух-трех ударов тяжелым мечом.

Наткнувшись на закрытую