Шрифт:
Закладка:
Но это было потом. А сначала я нырнул под кровать, даже не пытаясь осмотреться: просто было не до того. Я делал то, что сказала Фе, а она не могла ошибаться. И точно – едва очутившись под кроватью, в темной, с виду недоступной взгляду зоне, я услышал грохот: по двери нетерпеливо застучали, причем явно не рукой, не кулаком, а чем-то тяжелым, массивным, очевидно, желая вынести ее, если немедленно не откроют.
Было бы глупо не открывать дверь, и Фе открыла.
Я вжался в стену, сдерживая страх, но все-таки пытался высмотреть, кто появился в комнате. Форма была мне знакома – однажды увидев, я теперь узнавал ее безошибочно. Все те же облегающие костюмы «ныряльщиков», все те же яркие фонари на головах! Двое мужчин молча встали в дверях, а в комнату вошла высокая длинноволосая девушка. Напарники хотели проследовать за нею, но она жестом показала: справлюсь.
Долго гадать не пришлось, вошедшая – а вернее, ворвавшаяся – представилась сама:
– Я Гаспра. Мы охотники.
– Вижу, – хмуро ответила Фе, хотя я из своего потаенного уголка отчетливо видел на плече незнакомки знак – перечеркнутая лампа в круге, по всей длине которого растягивалась надпись:
ЭНЕРГОСБЕРЕЖЕНИЕ.
– Нам нужно забрать лампу, – твердо сказала гостья.
– Чтобы убраться с этого уровня, она не нужна. А именно это я вам советую сделать, – ответила Фе, и я весь сжался, кожей ощутив, как она рискует, разговаривая с «ныряльщиками» в подобном тоне.
– Вы отлично знаете, что наше руководство не устроит такой ответ, – как ни в чем не бывало продолжила Гаспра. – Также вам будет не лишним знать, что, если лампу не получается забрать ни уговором, ни хитростью, ни силой, ее забирают вместе с жизнью.
Мне было видно, как Феодосию бросило в дрожь, и я подумал выскочить, встать на ее защиту, но это было бы самоубийством. Ведь было очевидно, что речь идет обо мне, о моей лампе – и голос, который я услышал следующим, лишь утвердил меня в этой догадке.
– Прошу вас, не укрывайте его, – сомнений не было, эти слова произнес Кучерявый, но я не видел его, он говорил из коридора. Размеры комнатки не позволяли зайти в нее стольким людям, и, вспоминая ту историю, я часто думал, что именно это меня и спасло.
– Я никого не укрываю, я поломник, – ответила Феодосия. Меня поразило, как быстро она собралась – в голосе не было дрожи, она говорила уверенно и спокойно. – Я здесь для того, чтобы говорить с Сервером, а в общении с ним, как вам известно, посредники не нужны.
Я вжимал спиной в стену чехол с лампой, боясь раздавить, но еще больше боясь перестать ощущать его.
– Позвольте осмотреть. – Гаспра мягко отодвинула Феодосию и сделала несколько шагов взад-вперед по комнате. Когда она нагнулась и увидела меня, я застыл в ужасе. Я даже ни о чем не подумал в тот миг, потому что даже думать казалось бесполезным. Это конец – все было очевидно.
Заглянуть под кровать было самым логичным, самым очевидным действием. И на что только рассчитывала Фе, на что надеялась? Или нет – во что верила?
«Верю, – прошептал я, сжимая зубы от ужаса. – Я тоже верю».
– Что там? – поторопил Кучерявый из коридора и недовольно бросил кому-то из своих: – Дай, я пройду.
Но в этот момент, вопреки всякой логике и очевидности, вопреки значку и надписи на своем плече, Гаспра поднялась и отчетливо произнесла:
– Здесь никого нет.
Когда они вышли, Фе закрыла дверь и рухнула на диван как подкошенная. Только в тот миг мне стало понятно, каких сил ей стоила эта встреча. Но я уже был так напуган, что даже не дал ей отдышаться. Все мое существо охватывала паника – я снова и снова вспоминал слова охотницы, и они приводили меня в ужас.
– Феодосия, Фе! – тормошил я ее. – Никто не говорил, что нас тут будут убивать!
Девушка открыла глаза и долго лежала, неподвижная, смотрела на меня. И наконец тихо сказала:
– Не нас, а тебя.
– Что? – Я сделал вид, что не расслышал, хотя, конечно же, ужасный смысл слов Фе до меня дошел. – Что ты такое говоришь?
Феодосия снова задумалась, будто решала, отвечать ли на вопрос.
– Но тебя никто не заставляет исполнять миссию, – сказала она. – Здесь никого не трогают – в Башне живет столько народу, и энергосберегателям ни до кого нет дела. Понимаешь? Миссия – вот причина. Кажется, что из нас всех ты один одержим ею.
– Одержим? – переспросил я. – Ты смеешься? Как можно быть одержимым дурацкой идеей подняться наверх и вставить куда-то лампу? Я просто иду, шаг за шагом. Смотрю, что здесь есть. Истина – вот что мне по-настоящему интересно. Я хочу понять, как все это устроено и для чего. Не чьи-то догадки и убеждения, а сам замысел, ты понимаешь меня?
– Но ты не отдашь лампу, – сказала девушка, и в ее голосе я услышал удовлетворение. – Ты сделаешь все что угодно, но не отдашь ее.
– Почему они охотятся за лампой? Что это, в конце концов, такое, зачем она вообще нужна? От меня что-то скрыли? Так я хочу знать! Нет, после всех этих событий имею право знать!
– Тебе объясняла Ялта, – устало ответила Фе. – Нам всем объясняла. Больше я ничего не знаю.
– Объясняла! Ялта! Но она забыла объяснить, что за лампой будут охотиться и могут убить. Скажи мне, а где твоя лампа?
– На этом уровне она не нужна, – сухо сказала Фе. – Вот, держи.
Она протянула мне металлический крест размером чуть меньше моей лампы. Его гладкая металлическая поверхность блестела и отдавала холодом. Едва я дотронулся до него, как холод пронзил меня, но я не отпустил странный предмет и только вопросительно смотрел на девушку.
– Знаю, – сказала она. – Теперь должно стать теплее.
И действительно, следом за морозной волной накатила другая – приятная, теплая, умиротворяющая.
– Это чтобы попасть в лифт, – пояснила Фе. – Нам нужно выбираться отсюда.
Она поднялась и подала мне знак, чтобы я не торопился к выходу. Приоткрыв дверь, девушка долго всматривалась в коридор, прислушивалась к звукам. Я смотрел на нее, ожидая жеста, отмашки, но вместо этого Фе снова заперлась и присела на диван. Она выглядела разочарованной.
– Мы остаемся здесь? – спросил я.
– Они не дадут мне второго шанса, – ответила Феодосия. – А про тебя так вообще молчу.
Я понял, что «ныряльщики», или, как
