И они тихонько засмеялись. Матье отвлекся от картинок. Николя то и дело тер глаза. Большие настенные часы пробили одиннадцать. Звук, сначала металлический и громкий, затихая, становился тоненьким, с хрустальным переливом. Он напомнил Клер другие пасмурные дни, когда она, маленькая мерзлячка, наслаждалась теплом в кухне и ждала, как ждет теперь ее младший брат Матье, пока мать приготовит что-то вкусное и сладкое, — особое удовольствие, когда за окном хлещет дождь. Она проговорила тихо:

— Скоро осень… Помнишь, Матье, какую огромную корзину белых грибов мы принесли папе в прошлом году? Скоро опять пойдем за грибами!

— Пойдем или поедем на лошади? — переспросил мальчик, водя пальчиком по картинке, которая ему особенно понравилась.

— На лошади!

Клер заранее радовалась их предстоящей прогулке верхом. Вдруг она упрекнула себя, что слишком часто грустит. Почему бы и правда не наведаться к Виктору, когда погода наладится? Хотя бы для того, чтобы помириться… Их совместные исследования пещер в свое время ей очень нравились. Почему бы им не быть друзьями? В дверь постучали. Вошел Леон, а за ним следом — мужчина в непромокаемом плаще с капюшоном.

— Мадемуазель Клер, этот мсье привез вам телеграмму!

Молодая женщина вскочила. Первоначальное удивление сменилось паникой. Никогда прежде она не получала посланий, которые почта доставляет адресату со всей возможной скоростью. Первая ее мысль была о Бертий. Несмотря ни на что, Клер любила кузину и испугалась, что с той случилась беда.

— Это для меня или для отца? — пробормотала она.

— Для Клер Руа! — отвечал курьер, роняя вокруг себя крупные капли воды.

— Спасибо! — машинально проговорила молодая женщина, принимая из рук мужчины чуть намокший синий листок бумаги.

Курьер попрощался и вышел. Леон в восхищении присвистнул:

— Вот у кого дрянная работа! Этот тип прикатил на велосипеде! Поездит в такую погоду — еще и жабры вырастут!

Раймонда засмеялась и легонько задела Леона, тот в ответ подмигнул. Клер же развернула телеграмму. Молодые люди услышали, как она шепчет:

— Господи, только не это!

Клер быстро отвернулась, но Раймонда заметила ее пугающую бледность и подбежала к ней.

— Мадам, кто-то умер?

Молодая женщина не ответила. Она в растерянности смотрела по сторонам, едва узнавая обстановку любимой кухни. Не упасть в обморок стоило ей невероятного усилия воли. Раймонда поняла, что действовать надо быстро, и побежала за флаконом с настойкой мелиссы, приготовленной хозяйкой, — лучшим средством от дурноты. Девушка поддержала Клер за локоть, помогла присесть.

— Вот, выпейте! — сказала она.

Клер выпила из ложечки спиртовой настойки, слабо пахнущей лимоном и мятой, и ей сразу стало лучше. Она посмотрела на служанку. Ее черные глаза лихорадочно блестели.

— Раймонда! Нужна твоя помощь. Мне срочно надо в Ангулем. Присмотри за мальчишками! Предупредишь Этьенетту и отца. Леон, пожалуйста, запряги Рокетту в двуколку, а я пойду переоденусь!

— Уже бегу, мадемуазель! — пробормотал парень, не двигаясь с места.

Прежде он Клер такой никогда не видел и был впечатлен.

Матье спрыгнул с лавки, подбежал к сестре, прижался щекой к ее юбке, обхватил за талию.

— Я хочу с тобой! Клер, возьми меня с собой!

— Нет! Прошу, Матье, не расстраивай меня еще больше! У меня очень мало времени.

Она высвободилась и, прежде чем пойти наверх, испытующе посмотрела на Леона.

— Леон! В тот день, когда ты носил письмо на почту, ты с кем-то разговаривал? Спрошу иначе: тебя кто-нибудь о чем-нибудь спрашивал? Я просила тебя быть осторожным и не болтать с кем попало!

Парень стянул с головы берет и теперь мял его в руках. Он пробормотал в крайнем замешательстве:

— Не помню, мадмуазель! Хотя нет, мсье, судя по платью, буржуа, перекинулся со мной словом. Я выронил конверт, а он — подобрал.

— Какой мсье? — вскричала Клер. — Молодой или старый? Мэр? Доктор?

— Я же тут никого не знаю! Любезный такой господин. Сказал, что у него тоже родственники в Нормандии.

Тон у Клер был такой суровый, что Раймонда подошла и приобняла Леона за плечо. Пробормотав невразумительные извинения, молодая женщина взбежала по лестнице наверх. Текст телеграммы крутился в голове, слова сплетались в мрачный, безумный хоровод. Клер затошнило.

«Надо поспешить! Базиль расстроится, если я опоздаю!»

Она надела коричневый саржевый костюм. Длинная юбка закрывала ботинки, в вырезе приталенного жакета виднелась белая льняная блуза. Клер собрала волосы в шиньон, надела маленькую фетровую шляпку с короткой вуалеткой. Это было ее «городское платье», и носила она его редко. Телеграмма на синей бумаге, лежавшая на комоде, не давала забыть о себе ни на минуту. Легкая, как перышко, она только что вырвала сердце у нее из груди, нанесла страшный, мучительный удар. Клер, вся трепеща, ее перечитала.

«Дюбрёй арестовал Жана. Жермен умерла. Приезжаю Ангулем понедельник поездом четырнадцать ноль-ноль с Фостин. Базиль».

— Жана арестовали! — простонала Клер, стискивая зубы. — Его отправят в Кайенну, на верную смерть! Он сам говорил, что там ему конец!

Весть о смерти жены Жана озадачила Клер, равно как и тот факт, что Базиль везет с собой их маленькую дочь. У Фостин ведь есть дедушка, семья… Она свернула телеграмму и сунула в сумочку.

Когда Клер спустилась в кухню, у очага стоял отец. Увидев ее при полном параде, он воскликнул:

— Надо же! Совсем как в тот день, когда ты без всяких объяснений ускакала в город! Что еще стряслось? Обед не готов, а мы с рабочими меньше чем через час садимся за стол! Матье рыдает, Николя проголодался!

— Твоя жена могла бы тоже сделать что-то полезное в доме! — рассерженно отвечала Клер. — Я работаю не покладая рук и, кстати, имею право отлучиться, не спросив твоего позволения. Я, по-моему, совершеннолетняя!

Она завернулась в черную накидку, чуть потертую, но исправно защищающую от дождя. Колен, всплеснув руками, пошел налить себе вина. Раймонда пообещала, что займется обедом. Клер шепнула ей на ухо, что нужно будет перенести ее и Матье кровати к ней в комнату.

— Я вернусь с другом и маленьким ребенком, их нужно устроить на ночь. Очень прошу, сделай все как следует! И домашним ни слова! Вечером растопи печку в комнате. Соважона запри в кладовой, чтобы он не увязался за мной!

Молодая женщина убежала, хлопнув дверью. Пересекла двор, вошла в конюшню. Фолле как раз чинил упряжь — оставалась самая малость.

Леон устанавливал над двуколкой съемный верх, растрескавшаяся кожа на котором давно требовала смазки. Через пару минут Клер тронула вожжи и лошадь устремилась к воротам.

— До вечера! — попрощалась она.