но архитекторы, скульпторы и мастера по дереву не были превзойдены в «самой светлой» столице. Гробницы Скалигеров XIV века, хотя и слишком богато украшенные, не свидетельствуют о недостатке скульпторов; а конная статуя Кан Гранде делла Скала, с ниспадающим капарисоном лошади, так живо передающим движение, не дотягивает лишь до шедевров Донателло и Верроккьо. Самым востребованным резчиком по дереву в Италии был Фра Джованни да Верона. Он работал во многих городах, но большую часть своей жизни посвятил резьбе и инкрустации хоровых касс Санта-Мария-ин-Органо в своем родном городе.

Великое имя в веронской архитектуре — «этот редкий и универсальный гений» (так называет его Вазари), Фра Джокондо. Эллинист, ботаник, антиквар, философ и теолог, этот замечательный доминиканский монах был также одним из ведущих архитекторов и инженеров своего времени. Он преподавал латынь и греческий знаменитому ученому Юлию Цезарю Скалигеру, который до переезда во Францию занимался медициной в Вероне. Фра Джокондо копировал надписи на классических останках в Риме и подарил книгу на эту тему Лоренцо Медичи. Его исследования привели к обнаружению большей части писем Плиния в старой коллекции в Париже. Находясь в этом городе, он построил два моста через Сену. Когда отходы реки Брента грозили заполнить лагуны, благодаря которым Венеция стала возможной, Фра Джокондо убедил синьорию приказать, за большие деньги, отвести реку в сторону юга; если бы не эта процедура, Венеция не была бы сегодня чудом с жидкими улицами; поэтому Луиджи Корнаро назвал Джокондо вторым основателем города. В Вероне его шедевром является Палаццо дель Консильо, простая романская лоджия, увенчанная элегантным карнизом и увенчанная статуями Корнелия Непоса, Катулла, Витрувия, Плиния Младшего и Эмилия Мацера — всех древних веронских джентльменов. В Риме Джокондо был назначен архитектором собора Святого Петра вместе с Рафаэлем и Джулиано да Сангалло, но умер в том же году (1514) в возрасте восьмидесяти одного года. Это была хорошо проведенная жизнь.

Работа Джокондо над руинами Рима вдохновила другого веронского архитектора. Джованмария Фальконетто, зарисовав все древности своей местности, отправился в Рим, чтобы сделать то же самое там, и посвятил этой работе двенадцать лет, то и дело отрываясь от работы. Вернувшись в Верону, он проиграл в политике и был вынужден переехать в Падую. Там Бембо и Корнаро поощряли его в применении классического дизайна в архитектуре, а щедрый столетний хозяин приютил, кормил, финансировал и любил Джованмарию до конца семидесяти шести лет художника. Фальконетто спроектировал лоджию для дворца Корнаро в Падуе, двое городских ворот и церковь Санта-Мария-делле-Грацие. Джокондо, Фальконетто и Санмичели составляли трио архитекторов, соперничавшее только в Риме.

Микеле Санмичели посвятил себя главным образом фортификации. Сын и племянник веронских архитекторов, он отправился в Рим в шестнадцать лет и тщательно обмерил древние здания. После того как он сделал себе имя на проектировании церквей и дворцов, Климент VII отправил его строить оборонительные сооружения для Пармы и Пьяченцы. Отличительной чертой его военной архитектуры стал пятиугольный бастион, с выступающего балкона которого пушки могли стрелять в пяти направлениях. Когда он осматривал укрепления Венеции, его арестовали как шпиона; но его знания произвели на экзаменаторов такое впечатление, что Синьория поручила ему строительство крепостей в Вероне, Брешии, Заре, Корфу, на Кипре и Крите. Вернувшись в Венецию, он построил массивный форт на Лидо. Подготовив фундамент, он вскоре попал в воду. По примеру Фра Джокондо он погрузил двойной кордон из соединенных свай, выкачал воду из промежутка между двумя кругами и установил фундамент в этом сухом кольце. Это была опасная затея, в успехе которой сомневались до последней минуты. Критики предсказывали, что при обстреле форта из тяжелой артиллерии сооружение оторвется от фундамента и рухнет. Синьория установила в нем самые прочные пушки Венеции и приказала выстрелить из них сразу. Беременные женщины бежали из окрестностей, чтобы избежать преждевременных родов. Пушки выстрелили, форт устоял, матери вернулись, а Санмичели стал тостом Венеции.

В Вероне он спроектировал двое величественных городских ворот, украшенных дорическими колоннами и карнизами; в архитектурном отношении Вазари ставил эти сооружения в один ряд с римским театром и амфитеатром, сохранившимися в Вероне со времен Римской империи. Он построил здесь дворец Бевилакуа, дворцы Гримани и Мочениго, воздвиг кампанилу для собора и купол для Сан-Джорджо Маджоре. Его друг Вазари рассказывает, что, хотя в молодости Микеле в меру прелюбодействовал, в последующей жизни он стал образцовым христианином, не заботясь о материальных благах и относясь ко всем людям с добротой и вежливостью. Он завещал свои способности Якопо Сансовино и племяннику, которого очень любил. Когда до него дошли вести о том, что племянник пал на Кипре, сражаясь за Венецию против турок, у Санмичели началась лихорадка, и он умер через несколько дней, в возрасте семидесяти трех лет (1559).

К Вероне принадлежал лучший медальер эпохи Возрождения, возможно, всех времен.51 Антонио Пизано, известный истории как Пизанелло, всегда подписывался Пиктор и считал себя художником. Сохранилось полдюжины его картин, и они превосходного качества;* но не они сохранили его имя в веках. Воспользовавшись мастерством и компактным реализмом греческих и римских монет, Пизанелло вылепил маленькие круглые рельефы, редко превышающие два дюйма в диаметре, сочетая тонкость исполнения с такой верностью правде, что его медальоны являются наиболее достоверными изображениями нескольких знаменитостей эпохи Возрождения. Это не глубокие произведения, в них нет философского подтекста, но они являются сокровищами кропотливой работы и исторического освещения.

За исключением Пизанелло и Карото, Верона в живописи оставалась средневековой. После падения Скалигеров она тихо опустилась на второстепенную роль. Она не была, подобно Венеции, Риальто, где купцы из дюжины земель терлись локтями и верами, изживая догмы друг друга взаимным истощением. Он не был, как Милан Лодовико, политической силой, как Флоренция — центром финансов, как Рим — международным домом. Он не был настолько близок к Востоку и не был настолько очарован гуманизмом, чтобы приправить свое христианство язычеством; он продолжал довольствоваться средневековыми темами и редко отражал в своем искусстве ту чувственную изюминку, которую вызывали обнаженные натуры Джорджоне и Тициана, Корреджо и Рафаэля. В более поздний период один из его сыновей, который, собственно, и известен под этим именем, с радостью включился в языческие настроения; но Паоло Веронезе стал в жизни скорее венецианцем, чем веронцем. Верона оказалась на мели.

В XIV веке его художники все еще шли в ногу со временем; обратите внимание, как Падуя позвала одного из