вето на предстоящую резолюцию ООН по Ираку. Как и в Каире, он продолжал настаивать на визите президента США в качестве условия для того, чтобы Китай не использовал свое право вето. «Об этом мы не договаривались», – резко напомнил ему Бейкер. Но 19-го числа, в качестве поощрения, он пригласил Цяня в Вашингтон 30 ноября, на следующий день после ключевого заседания Совета Безопасности ООН в Нью-Йорке. Разыгрывая то, что он назвал своей «лучшей фишкой», он сказал, что президент на следующий день отбудет в Латинскую Америку. Цянь принял приглашение, возможно, полагая, что ему удастся встретиться с Бушем[1097].

Все еще испытывая неуверенность в отношении Китая, во время своей парижской встречи Горбачев и Буш размышляли о том, последует ли в конечном итоге КНР их примеру. Президент был настроен оптимистично: «Вы знаете, что у нас есть проблемы с китайцами, – сказал он Горбачеву, – но мы исходим из предположения, что китайцы не хотят остаться в изоляции». Горбачев предложил, чтобы Америка отменила санкции против КНР, введенные после событий на Тяньаньмэнь. Буш, в принципе, согласился, но указал на «юридические» препятствия, с которыми он столкнулся дома в «нашей сумасшедшей системе». Он даже был вынужден наложить вето на резолюции Конгресса, направленные против Китая. Кстати, добавил он, «если вы будете говорить с китайцами, скажите им, что наша администрация настойчиво пытается нормализовать отношения. Сотрудничество в рамках ООН позволит нам сделать еще больше в этом направлении»[1098].

Многосторонность в Персидском заливе также предоставила США возможность вести переговоры с Пекином по вопросам, представляющим взаимный интерес, в более широком и менее противоречивом контексте. Это помогло смягчить возможную внутреннюю и международную критику того времени, когда воспоминания о 4 июня 1989 г. были еще свежи. В то же время администрация ясно дала понять, что любое китайское несогласие с резолюцией ООН будет иметь свою цену. В целом американцы знали, что они могут использовать потребность Советов, китайцев и других в хороших отношениях с США, чтобы обеспечить, по крайней мере, молчаливое согласие в отношении Кувейта. «Люди хотят оставаться рядом с нами», – сказал Бейкер позже. Сам Пекин продолжал добиваться аудиенции для Цяня у Буша в Вашингтоне и сохранения своего статуса «наиболее благоприятствуемой нации»[1099]. Но, как Буш до этого сказал осенью Дэну, «с китайской стороны необходимо сделать больше, прежде чем я смогу гарантировать общее улучшение наших отношений»[1100]. На самом деле во враждебном климате «после Площади» привилегированный торговый статус Пекина (ежегодно продлеваемый с 1980 г.) остро обсуждался в Конгрессе с продлением до 1991 г., как рекомендовал Буш, и сейчас очень многое находится на волоске[1101]. И Буш был уверен, что «статус НБН может развалиться, если [китайская] поддержка по вопросу Ирака ослабнет»[1102].

Чем ближе становилось решающее голосование в ООН, тем больше Буш думал, что заключил сделку: китайская поддержка в ООН в обмен на американские торговые уступки. Но в конце концов это оказалось слишком оптимистичным. 29 ноября Резолюция № 678 Совета Безопасности ООН была принята двенадцатью голосами против двух (12-2), при этом Китай воздержался. Это уполномочивало «все государства-члены, сотрудничающие с правительством Кувейта», использовать «все необходимые средства» для выдворения Ирака из Кувейта, если Ирак не выведет свои войска к 15 января 1991 г. «Крайний срок», как отметил Скоукрофт, «был установлен». Предоставив Ираку «отсрочку в 47 дней», Совет Безопасности предложил то, что он назвал «паузой доброй воли» – и этим воспользовались бы некоторые партнеры Америки, – но исторический масштаб резолюции нельзя преуменьшать. Это был первый случай с начала Корейской войны в 1950 г., когда Организация Объединенных Наций использовала свои полномочия для санкционирования применения силы в целях противодействия агрессии со стороны государства-члена[1103]. Бейкер выступил со страстной вступительной речью в качестве председателя сессии Совета Безопасности, напомнив переполненному залу о фатальной неспособности международного сообщества в 1930-е гг. ответить силой на силу. «История дала нам еще один шанс, – сказал он. – Мы не должны позволить Организации Объединенных Наций пойти по пути Лиги Наций»[1104].

Что касается Китая, Бейкер был взбешен тем, что Вашингтону было отказано в полновесной глобальной поддержке, которой желал Буш, и он хотел в последний момент отменить визит Цяня в Вашингтон. Но президент был настроен более философски: «Нам не нужен международный кризис на волне нашего успеха в ООН»[1105]. Напомнив своим сотрудникам, что воздержаться при голосовании не означало использовать право вето, президент счел, что Пекин сделал почти достаточно. Соединенным Штатам удалось избежать какого-либо унижения. И Буш также считал, что предоставление министру иностранных дел КНР желанной встречи с президентом повысит шансы на будущую поддержку Китая, если дальнейшие резолюции по Ираку окажутся необходимыми.

Цянь должным образом нанес визит вежливости Бушу 30 ноября. Белый дом заявил, что их встреча представляет собой «самый высокий официальный контакт» между правительствами двух стран с июня 1989 г. Столкнувшись с критикой Конгресса в том, что это был «совершенно неправильный сигнал», президент подчеркнул, что Пекин знает, что «у нас есть некоторые разногласия по всему этому широкому вопросу прав человека». Но он также во многом подчеркивал схожую моральную позицию двух правительств в отношении Ирака: «Китай и Соединенные Штаты нашли общий язык в том, что касается противостояния агрессии»[1106].

В целом Буш считал, что его осторожная китайская дипломатия с июня 1989 г., какой бы оскорбительной она ни была для энтузиастов прав человека, в конечном итоге принесла неожиданные дивиденды. Восемнадцать месяцев назад президент столкнулся с яростью Конгресса и возмущением всего мира после своей относительно мягкой реакции на Тяньаньмэнь. Посол США Лилли вспомнил «ужасное жестокое обращение», которому подвергся Буш в 1989 г., но почувствовал, что теперь, «когда дело дошло до сбора вознаграждения за это», президент смог, наконец, вернуть свои честно заработанные деньги[1107].

***

Таким образом, к концу 1990 г. прекращение иракской агрессии стало решающим испытанием для установления безопасного и справедливого порядка после окончания холодной войны. И в ходе этого предстояло продемонстрировать неоспоримое американское лидерство и мощь. «Мы не можем просто восстановить статус-кво» в Персидском заливе, утверждал Госдепартамент: все это вращалось вокруг региональной мощи Ирака. После Кувейта должна быть «установлена извне», новая «посткризисная архитектура безопасности», а военная поддержка США государств Персидского залива должна стать «краеугольным камнем, на котором покоятся другие части структуры»[1108].

Поскольку Вашингтон предполагал долгосрочную приверженность США делам региона, это делало военный способ решения текущего кризиса более привлекательным. Даже если в намерения США и не входила смена режима – другими словами, преследование Саддама, – ожидалось, что многонациональная коалиция нанесет сокрушительный ущерб иракским военным. Предполагалось, что это приведет к нейтрализации иракского деспота, если не