Шрифт:
Закладка:
Наконец Осмала уселся.
Это стало понятно, потому что трейлер перестал раскачиваться. После этого в течение двадцати двух минут жилище Юхани представляло собой обычный автодом, ничем не отличающийся от других. Небольшой, но в остальном такой же, как все. С моря задувал холодный ветер, но я не обращал на него внимания. К счастью, дом на колесах, за которым я прятался, был темным и казался необитаемым, так что мне не нужно было никому давать объяснений по поводу того, что я делаю за деревом в чужом дворе, согревая руки дыханием, пригнувшись и выглядывая что-то в соседнем ряду автодомов. За эти двадцать две минуты я успел подумать о многом.
Трейлер Юхани снова начинает штормить. Это либо землетрясение, либо Осмала пробирается к выходу.
Дверь открывается, и Осмала выходит наружу. Он не был бы Осмалой, если бы перед уходом не обернулся еще раз и не сказал бы что-то в открытую дверь. Я слышу его голос, но не могу разобрать слов. Думаю, это часть обычного представления, разыгрываемого следователем: последний удар с целью вывести противника из равновесия и оставить его в смешанных чувствах. Но вдруг происходит то, что не вписывается в сценарий. В проеме появляется Юхани и тоже выходит из трейлера. Он направляется к Осмале. Я снова слышу голос полицейского, а потом — своего брата. Они тепло прощаются за руку.
Я жду восемь минут, прежде чем тронуться с места.
Несусь на всех парах, но потом выравниваю шаг и вспоминаю, зачем вообще сюда явился. Пока ветер с моря остужает мою голову и чувства, мне на ум начинают приходить альтернативные объяснения случившегося. Возможно, Осмала приехал в кемпинг, поскольку продолжает расследование. Напавший на меня человек жил здесь. Юхани работает в Парке приключений. Осмалу интересуют они оба. Но все это по-прежнему не объясняет теплого дружеского рукопожатия и интонации во время их разговора — как будто общались старые знакомые.
Уже почти дойдя до трейлера Юхани, я вдруг подумал, что об этой ситуации многое расскажет один небольшой нюанс. А именно сообщит ли мне Юхани о визите полицейского? Если нет, их рукопожатие, безусловно, кое-что означает. И можно будет с уверенностью предположить, что оно означает нечто большее, чем просто вежливое пожелание приятного вечера. Если же Юхани упомянет о приходе следователя, всех вопросов это не снимет, но кое-что прояснит.
Несколько минут я кружу между рядами автодомов и наконец подхожу к трейлеру Юхани. Направляюсь прямо к двери. Изнутри не доносится ни звука. Стучу в дверь и жду. Дверь открывается, и по выражению лица брата я понимаю, что он не ожидал меня здесь увидеть. Мгновение, и Юхани удается справиться с выражением изумления на лице.
— Я по-прежнему не готов выслушивать лекции по математике, — говорит Юхани, — и не хочу знать, что тогда-то и в такой-то ситуации мне следовало поступить иначе.
Из трейлера через дверной проем веет теплым воздухом. Холодным ноябрьским вечером разговаривать в помещении было бы намного приятнее. Но не похоже, что Юхани горит желанием пригласить меня войти.
— Я не собираюсь читать лекцию…
— А я не хочу больше слушать россказни про десятилетние и столетние планы развития, — никак не угомонится Юхани. — И про то, что уже в три тысячи сто пятьдесят первом году мы увидим, что стоимость билетов в Парк увеличилась достаточно для того, чтобы мы позволили себе купить лимонада на какой-нибудь распродаже.
Юхани держится за дверной косяк, как будто боится вывалиться из трейлера.
— Я пришел поговорить…
— Говори, — чеканит Юхани.
— У меня нет ни определенного плана, ни конкретного решения наших непростых проблем, Юхани. Возможно, их вообще не существует. Нам…
— Нам, скорее всего, вообще ничего не нужно, — не унимается Юхани. — Как ты помнишь, я не могу принимать решений. А ты не принимаешь ничьих предложений.
Понятно, что Юхани не в лучшем настроении для откровенных бесед. Тем не менее его слова дают зацепку, чтобы продолжить разговор.
— И какие же предложения тебе сделали?
Юхани смотрит мне прямо в глаза:
— Ты и сам прекрасно знаешь.
— Куйсма Лохи кое-что предложил, да, но кто еще? Ты ведь сказал о предложениях во множественном числе.
— В общем смысле. Имея в виду, например, «Финскую игру». Они тебе тоже что-то предлагали, но ты и им отказал.
Повисает долгая пауза. Я не собираюсь прямо сейчас во всех подробностях расписывать ситуацию, сложившуюся у нас с «Финской игрой». Вообще говоря, это не относится к тому, что мне хотелось бы обсудить в данный момент. Я вспоминаю, для чего, собственно, сюда пришел: еще раз попробовать наладить отношения, использовать такой шанс. Дать его Юхани, разумеется. Но и себе самому тоже.
— Я был сильно замотан и изрядно перенервничал, — говорю я откровенно. — И мог пропустить что-то важное. Ты не хочешь рассказать мне что-то, о чем мне следует знать? Получал ли ты другие предложения, обсуждал ли дела Парка еще с кем-то?
Юхани отвечает не сразу.
— Нет, — произносит он после некоторого размышления, — после нашей утренней встречи с Куйсмой Лохи — нет. Днем я занимался делами Парка, а потом отправился прямо сюда. Спокойный вечерок.
17
Мой телефон издает громкий писк — сообщение от Лауры Хеланто. Я быстро сочиняю ответ, пытаюсь найти подходящие мемасики — три штуки, как и в сообщении от Лауры, — нажимаю на кнопку «Отправить» и опускаю телефон в карман. Почти тут же снова достаю его и читаю, что же я ответил Лауре. К счастью, я написал по теме вопроса. Облегченно вздыхаю. Следует признать, что в данный момент концентрация моего внимания оставляет желать лучшего.
Серое утро, моросит дождь. Я бреду к машине, и что-то в этом рутинном действии напоминает о том, в каком болоте противоречий и неопределенностей я увяз. Вообще-то, мне нравится ездить общественным транспортом. Это самый разумный способ передвижения, предоставляющий свободу и простор для маневра. Кажется, всякий раз, когда я пользовался служебным фургоном, то либо влипал в неприятности, либо устранял их разнообразные последствия. Что, в свою очередь, еще больше связывало мне руки и отбирало свободу. Неужели
