и снова переводит взгляд на меня.

— Когда мы разговаривали на эту тему с вашим братом, он сказал, что именно ему и следовало бы вести переговоры.

Так, это одна из причин, почему Юхани взволнован и чувствует себя не в своей тарелке. Помимо того что он плетет интриги за моей спиной, он еще и раздает невыполнимые обещания. Ни в том ни в другом, разумеется, нет ничего нового, но, судя по поведению Юхани, это еще не все. В обычной ситуации он уже вмешался бы в разговор и болтал бы, по своему обычаю, что на ум взбредет. Теперь же он с беспомощным видом стоит у стены.

Совсем другое дело — то, о чем вещает Куйсма Лохи. Он ведет себя так, словно Парк уже принадлежит ему, что, конечно, совершенно не соответствует действительности. Я хотел бы попросить его немедленно убраться прочь, но не могу. Вдобавок я не знаю, насколько Куйсма Лохи в курсе наших дел с «Финской игрой» и в какой мере он осведомлен о моих отношениях с Юхани. Юхани одергивает под пиджаком рукава рубашки и явно намеревается наконец высказаться.

— Мы обсудим это с моим братом, — говорю я.

Куйсма Лохи снова поворачивается к Юхани. Тот поправляет лацканы пиджака и кивает.

— Я это и имел в виду, когда мы с вами разговаривали. Что мы обсудим и примем решение, — отвечает Юхани и замолкает.

Полагаю, что мы оба — Куйсма Лохи и я — ждали от Юхани более развернутого выступления. Мы с Куйсмой Лохи снова смотрим друг на друга.

— Таким образом, — заключает Куйсма Лохи, и я впервые вижу, как на его губах мелькает подобие улыбки, — будем считать, что мы во всем разобрались и решили эту мелкую проблему с поставщиком. Подробности вы можете обсудить и без меня.

Когда Куйсма Лохи уходит, мы с Юхани остаемся одни, и я снова ловлю себя на мысли, как же хорошо я его знаю. В том смысле, что я ничего о нем не знаю. Он смотрит на меня и улыбается. Мне на ум приходит рассказ Осмалы о человеке, найденном в озере, который, по случайному совпадению, останавливался в том же кемпинге, что и Юхани.

Разумеется, я по многим причинам не могу обо всем расспросить брата прямо. Во-первых, он все равно не ответит на мои вопросы честно, во всяком случае исчерпывающе, поскольку на такое просто не способен. Во-вторых, откровенные вопросы поставят меня самого в невыгодную позицию, а мне ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Юхани потом мог использовать полученную информацию против меня в своей запутанной игре.

Юхани все никак не сядет. Он продолжает стоять посреди кабинета и слегка, почти незаметно, покачивает руками. Я усаживаюсь на стул и жду.

— В обоих случаях я вижу блестящие перспективы, — наконец говорит Юхани. — И дело тут не только в моей привычке видеть все в радужном свете. Мы можем либо сразу получить деньги, либо приступить к длительному сотрудничеству. Отличные варианты — и тот и другой. Откровенно говоря — просто изумительные. Даже, пожалуй, фантастические. Однако…

— Однако?

— Я рад, что ты задал этот вопрос, Хенри, — говорит Юхани. Он пытается говорить в своей обычной и такой знакомой мне манере, но тон у него фальшивый, вымученный. — Мне тоже кажется, что следует обсуждать это дело именно так. Спрашивая. Но и отвечая. А ответ, в свою очередь, требует определенной смелости…

Юхани продолжает говорить. Но я уже уловил суть.

— Тебе нужны деньги, — перебиваю я брата. — И нужны срочно.

Юхани больше не болтает руками. Он вздыхает.

— Я ведь умер, как тебе хорошо известно, — говорит Юхани, и я не в состоянии, да мне и не хочется, разрушать это его удивительное логическое построение. — А перед смертью я оформил страхование жизни на весьма приличную сумму. В договоре получателем этих средств указал одного человека, который, если так можно выразиться, пока я был мертв, содержал меня на том свете в Восточной Финляндии.

Юхани пододвигает к себе стул и садится.

— Но деньги из страховой мы так и не получили, — продолжает он таким тоном, словно искренне удивлен неожиданным поворотом дела. — А теперь этот человек требует от меня вернуть ему потраченные средства. И даже еще немного сверху. Причем быстрее, чем это было оговорено изначально.

— Ты наобещал лишнего, — говорю я, — и поверил в обещания человека, столь же ненадежного, как ты сам.

Юхани продолжает смотреть на меня, будто ждет, что я еще что-то скажу.

— И это все? — спрашивает он.

— Что ты имеешь в виду?

— Я на мели… уже давно. Знаешь, легко быть крепким задним умом. И по истечении времени рассуждать о том, чего не следовало делать и как, наоборот, надо было поступить. Но в тот момент, когда приходится принимать решение, оценить последствия невозможно. Нельзя предсказать будущее.

С одной стороны, Юхани, безусловно, прав, но с другой — глубоко заблуждается.

— Я предлагаю согласиться на предложение Куйсмы Лохи, — продолжает он. — И сразу получить деньги. Это выгодно всем.

— Под всеми ты имеешь в виду…

— Тебя, меня, работников Парка.

— И чем же оно выгодно мне?

Мгновение Юхани смотрит мне прямо в глаза, потом отводит взгляд.

— Ты отделаешься от Парка, от связанных с ним хлопот и проблем. Только нужно действовать быстро.

Я собираюсь задать следующий вопрос, но что-то меня останавливает. Юхани изо всех сил старается это скрыть, но видно, что на самом деле он в отчаянии. Одновременно я понимаю две вещи. Они основываются на фактах, на том, что мне доподлинно известно, что я видел и пережил. Если Юхани не сможет рассчитаться по долгам, то за ними придут ко мне. Такое уже было. Если же — рассуждая гипотетически — я продам Парк, то все равно не освобожусь от его проблем, поскольку от меня наверняка не отвяжется «Финская игра», ведь рано или поздно в каноэ обязательно найдут Отто Хяркя. А еще более вероятно, что сначала меня оберут, а потом предложат последнее каноэ и мне. Единственная возможность как-то выкрутиться — это поискать другие решения, и пусть все идет своим чередом. На это требуется время. Последнее обстоятельство естественным образом вступает в серьезное противоречие со всем происходящим.

— Нам нужно еще…

— Я понял, — говорит Юхани, — что бы я ни предложил, что бы я ни сделал, ты всегда найдешь какие-то надуманные причины и все испортишь.