По его губам снова скользнула тень улыбки, на этот раз странной и задумчивой, а потом Дарра глянул на Айлин, словно пытаясь определить, как много она поняла из его рассказа.

– Вы должны знать, милая Айлин, – сказал он еще тише. – После ритуала, который я так безрассудно провел в детстве, во мне многое изменилось. Насколько я могу вспомнить, до него меня гораздо меньше раздражали окружающие люди. Еще меня не боялись лошади и собаки, с которыми сейчас мне нелегко иметь дело…

– Но Пушок тебя не боится! – запротестовала Айлин.

– Ваш пес – исключение, – согласился Дарра. – Возможно, дело в том, что он в принципе никого и ничего не боится, умертвиям не свойственно это чувство. Но собаки в особняке Эддерли при моем приближении обычно прячутся. Есть и другие признаки изменений. Когда я приехал в Академию, меня поселили с мальчиком моего возраста, и вскоре он заболел. Магистр Бреннан исключил возможность проклятия, мэтр Денвер тоже это подтвердил, но больному становилось все хуже, и болезнь исчезла только после того, как его положили в лазарет, а потом перевели в другую комнату.

– А Саймон? – выдохнула Айлин. – Саймон жил с тобой в одной комнате… сколько?!

– Десять лет, – все с той же слабой странной улыбкой подтвердил Дарра. – Он пришел в академию в следующем году, хотя ему было всего одиннадцать. Но на семейном совете мои родители и родители Саймона решили, что нам будет полезно учиться и жить вместе. Саймон… чрезвычайно энергичен. В детстве он был настолько неусидчив, что с огромным трудом осваивал все, что не было прямым объектом его личного интереса. Когда мы стали жить вместе, я… перестал постоянно мерзнуть, а он стал спокойнее настолько, что смог сосредоточиться на учебе. Некоторая потеря лишней жизненной силы весьма этому способствует.

– Дарра, погоди! – прошептала Айлин с ужасом, наконец-то понимая, о чем он так осторожно говорит.

Страх лошадей и собак, потеря жизненной энергии у окружающих вплоть до тяжелой болезни… А еще странный характер Дарры, слишком хладнокровный и сдержанный даже для Аранвенов… И разумник, который так долго его наблюдал, пытаясь определить изменение в мышлении… И еще множество мелочей за все эти годы, ранее просто странных, а теперь откровенно пугающих!

– Дарра, ты ведь не хочешь сказать, что…

Она замотала головой, боясь произнести это вслух. Дарра! Такой умный, благородный, справедливый! Лучший ее друг, ближе брата! Он просто не может быть тем, о чем она подумала…

– Я провел запрещенный ритуал по возвращению души, – последовал тихий бесстрастный ответ. – Неважно, что мне было всего восемь, ответственность за подобное не зависит от возраста или положения в обществе. Если магу достаточно лет, чтобы решиться на это, значит, он способен отвечать за свои поступки. Но ритуал остался незавершенным, а я потерял слишком много сил, чтобы самостоятельно вернуться в мир живых. Заблудился на сумеречных тропах между нашим миром и Претемными Садами. И неминуемо остался бы там, если бы меня не вернули. Увы, к тому времени я уже умер.

– Но кто?! Кто тебя…

Выдернув у него одну руку, Айлин тут же зажала себе рот ладонью. Нельзя такое спрашивать! Любому некроманту известно, что возвращение души в мертвое тело карается лишением всех прав, выжиганием магического дара и либо казнью, либо каторгой – по усмотрению суда Ордена. А оказаться рядом с маленьким Даррой и совершить подобное, рискуя жизнью и честью, могли всего два некроманта, либо лорд Эддерли-старший, либо леди Немайн, его матушка. Один – лучший в Ордене мастер призраков, а ведь что такое призрак, если не заплутавшая между бытием и небытием душа? Вторая – умелый и сильный маг, а главное – мать, которая кинется за ребенком хоть в Претемные Сады, хоть в Бездну. Но кто бы ни спас Дарру, он не смог вернуть его полностью…

– Вижу, вы поняли, – тихо сказал Дарра и отпустил ее вторую руку. – Моя матушка едва перенесла смерть Этайн и не смогла бы вынести еще и мою. Она вернула меня, преступив законы короля и Ордена, человеческие и божественные. Конечно, ей помогли скрыть следы ритуала… У Аранвенов, к счастью, верные друзья и любящие родственники. Но тот, кто вернулся из Претемных Садов, уже был не совсем мной. Точнее, совсем не был. Вы же знаете, почему этот ритуал запрещен? Без позволения Претемнейшей Госпожи вернуть можно только личность человека, которая присуща ему именно в этом воплощении. Сочетание разума, характера и темперамента. Но бессмертная душа, которая перерождается из воплощения в воплощение, всякий раз выращивая новую личность, остается в Садах. И возвращенец оказывается лишен самой важной части человека – того, что именно и делает его человеком. Понятия о добре и зле. Того, что люди называют моралью, вкладывая в это слово свое понимание приличий, а на самом деле все гораздо глубже.

– Дарра… – прошептала Айлин, прерывая эту бесстрастную лекцию. – Но это не может быть правдой. Нам рассказывали о возвращенцах! Это чудовища, не способные чувствовать! А ты не такой! Ты дружишь со мной и Саймоном, любишь родителей и Эддерли, переживаешь о Дорвенанте! Ты столько лет заботился о Воронах! Как ты можешь быть чудовищем, не знающим привязанностей?!

– Очень просто, милая Айлин. – И снова эта быстрая странная улыбка, которая уже начала ее пугать. – Когда отец узнал, что случилось, он поставил условие, что я должен сохранить достаточно человеческого, чтобы жить среди людей. Иначе… прямой ветви Аранвенов пришлось бы пресечься. Но он любил меня даже тогда, поэтому нашел единственного человека, который разбирался одновременно в магии разума и медицине, причем на должном уровне.

– Магистра Роверстана… – прошептала Айлин.

– Именно, – кивнул Дарра. – Помните, недавно вы сказали, что у вашего чуда три имени? В этом мы с вами похожи, только мое спасение зовется именем одного человека. Матушка вернула мою личность, но если бы не магистр Роверстан, того Дарры, которого вы знаете, не было бы. Он заново научил меня быть человеком и преуспел в этом настолько, насколько вообще можно было преуспеть. Увы, я действительно не знаю разницу между добром и злом, в этом легенды о возвращенцах не лгут. Но магистр приучил меня руководствоваться разумом и определенным кодексом этических правил. Не скажу, что это легко, но в большинстве случаев у меня получается. И хотя я не умею любить или ненавидеть… во всяком случае, как обычные люди… я знаю, что такое привязанность и верность. Теперь вы понимаете, почему я всегда считал своим единственным настоящим наставником Дункана Роверстана? Того, кто стал моим вторым отцом и первым другом.

– А как же… Ну хорошо, лорд Эддерли все знает, правда? Поэтому ты смог учиться в Академии… Но как же лорд Бастельеро?! Неужели он за все эти годы не понял, не распознал… Ведь должны же быть изменения в магической оболочке, признаки!

– Изменения и признаки, безусловно, есть, – согласился Дарра. – Но искра у меня осталась, это свойство тела и личности, а не души. И вы удивитесь, как много значит для людей словосочетание «родовая магия», если произносить его достаточно многозначительно. Возвращенцев не видел никто из ныне живущих, это, к счастью, огромная редкость, поэтому особенности магической оболочки легко объяснить кровью Аранвенов. А признаки… Чтобы их разглядеть, нужно быть внимательным и непредубежденным, способным поверить, что такое вообще возможно. Тот же лорд Бастельеро, вы думаете, он способен допустить мысль, что проглядел умертвие прямо у себя под носом? Не распознал его в адепте, с которым видится каждый день? Уверяю вас, даже сообщи ему кто-нибудь правду, лорд Бастельеро посчитал бы это совершенным бредом.