– Я не одна из них.

Внимание всех присутствующих переместилось на меня. Всех, кроме Кастила. Он по-прежнему не сводил глаз с атлантианца, и ко мне закралось дикое подозрение, что история с Лэнделлом вот-вот может повториться.

– Я была их Девой, и хотя я подозревала, что Вознесшиеся многое скрывают, я честно признаю, что до знакомства с Кастилом не видела, кто они на самом деле. Но я никогда не была одной из них.

Я встретила взгляд атлантианца, чувствуя вкус его гнева и недоверия, чувствуя, как они набухают во мне, подпитывая огонь моей ярости, словно этот человек – горящая спичка.

– И когда вы в следующий раз захотите назвать меня ядовитой змеей, хотя бы наберитесь смелости сказать это, глядя мне в глаза.

Воцарилось молчание.

Как сказал бы Йен, стало так тихо, что можно услышать чиханье сверчка.

А потом Джаспер негромко присвистнул.

Атлантианец вышел из ступора.

– Ты была их Девой. Избранная. Любимица королевы. Разве не так они говорят?

– Данте, – предупреждающе произнес Эмиль, метнув резкий взгляд в светловолосого атлантианца. – Никто не спрашивал твоего мнения по этому поводу.

– Но я рада, что он его высказал, поскольку прекрасно сознаю: он не единственный, кто так думает, – заявила я, обводя взглядом зал. – Да, я была любимицей королевы, и я воспитывалась в клетке столь приятной, что у меня ушло немало времени на то, чтобы увидеть ее в истинном свете. Вознесшиеся планировали использовать мою кровь, чтобы создавать новых вампиров. Вот почему я была их Девой. Стали бы вы питать преданность вашим пленителям? Я – нет.

Кастил посмотрел на меня. Его глаза по-прежнему казались ледяными, но в их глубине таилось что-то еще. У меня нет времени разбираться, что именно. К тому же сейчас мне совершенно все равно.

– Если это правда, то я приветствую тебя. – Данте поднял бокал. – Мы все приветствуем тебя, и я говорю это серьезно. Сейчас в Солисе очень мало таких, кто видит Вознесшихся в истинном свете. Не в обиду присутствующим будет сказано.

Послышались шепотки, и Данте продолжил:

– Твое атлантианское происхождение объясняет, почему ты для них важна, но ты…

– Больше пригожусь мертвой? – перебила я.

Из кухни вышли Квентин и Беккет со свежеиспеченным хлебом. Они остановились, вытаращив глаза.

Данте опустил бокал и уставился на меня.

– Я знаю, что многие из вас предпочли бы отослать меня королеве Илеане по частям, как и, я уверена, ваш король. – Я вздернула подбородок, хотя мои руки слегка дрожали. – В глубине души я не могу в этом винить никого из вас, особенно после того, как узнала правду о них.

На скулах атлантианца заходили желваки, но ответил Аластир:

– Кастил, я же говорил. Говорил, что ты встретишь отпор, если будешь продолжать в том же духе.

Я вспомнила Лэнделла.

– А что я тебе тогда ответил? – спросил Кастил.

– Это то, чего ты хочешь. Она – то, чего ты хочешь, – сказал Аластир, и у меня сжалось сердце. – И, знаешь, я хочу в это верить. Как и все в этой комнате.

Я в этом сомневаюсь.

– И король с королевой захотят в это поверить, – продолжал Аластир. – Особенно Элоана. Но ты десятилетиями пытался освободить брата вместо того, чтобы принять то, с чем все мы давно смирились. Ты пренебрег долгом перед твоим народом, потому что не был готов отказаться от брата. Я могу тебя понять, хотя это причиняет мне боль. Когда ты уехал в прошлый раз, ты должен был знать: больше нет никакой надежды на то, что он к нам вернется. Но ты все равно ушел, пропал на годы – так надолго, что твоя мать начала бояться, не постигла ли тебя та же участь, что и Малика.

От его слов мое сердце опять сжалось, уже совершенно по иной причине. Однако Кастил на них никак не отреагировал.

– Но ты возвращаешься домой с драгоценностью, которую Вознесшиеся берегли как зеницу ока. Мало кто верит, что это не имеет никакого отношения к твоему брату.

– Если бы я не смирился с судьбой брата, я бы не уезжал из Солиса, – ответил Кастил. Только я и Киеран знаем, чего ему стоило произнести эти слова. – Не секрет, что я планировал использовать Пенеллаф для выкупа. Эти годы вдали от дома я провел, пытаясь подобраться к ней. – Он сказал это не только Аластиру, но всему залу. – Я добился успеха и в нужный момент начал действовать. Я забрал ее.

Кастил говорит правду, которую по-прежнему тяжело слышать.

– Я забрал ее и оставил при себе, но не стал использовать. В какой-то момент я перестал видеть в ней предмет торга или орудие возмездия. Я увидел ее такой, какой она была. Такой, какая она есть – эта красивая, сильная, умная, бесконечно любознательная и добрая девушка, которая была такой же жертвой Вознесшихся, как и любой атлантианец. Я влюбился в нее, возможно, даже задолго до того, как это понял.

Кастил рассмеялся. Смех прозвучал резко и, о боги, он казался таким настоящим, что у меня ком подступил к горлу.

– Мои планы изменились. Изменилось мое мнение насчет Малика. И это случилось еще до того, как я узнал, кто она. Что она частично атлантианка. Это из-за нее я возвращаюсь домой.

Я переглянулась с Киераном, и он кивнул, словно подтверждая сказанное Кастилом.

Но как такое может быть?

Притом что уже десятилетиями ожидалось, что он женится на другой, а он мне об этом так и не рассказал? И, опять же, он до сих пор ни слова не сказал о Ши.

Стиснув зубы, я отвернулась. Если бы только все, что он сказал, было правдой. Будущее было бы другим. Все было бы другим. Хотелось бы мне, чтобы он вообще не говорил этих слов.

Вопрос задала старуха, с которой недавно беседовал Кастил:

– Ты знала, что изначально он планировал использовать тебя?

– Поначалу нет. Это случилось после того, как он завоевал мое доверие и доверие Вознесшихся, которые за меня отвечали. Когда же я узнала…

Я замолчала, решив, что о моей реакции лучше не рассказывать.

– Она ударила меня в сердце кинжалом с лезвием из кровокамня, – закончил вместо меня Кастил.

Старуха заморгала, а Джаспер издал внезапный смешок.

– Прошу прощения, – сказал он. – Но, проклятье… ты серьезно?

– Это правда, – подтвердил Киеран. – Она думала, что это убьет его.

Эмиль начал расплываться в улыбке, но строгий взгляд Кастила пресек его веселье.

Я поерзала на внезапно ставшем неудобным стуле. Чем, скажите на милость, помогла эта подробность?

– Я была немного рассержена.

Кастил глянул на меня, выгнув бровь.

– Немного?

Я прищурилась.

– Ладно. Я была сильно рассержена.