Девочки из секции легкой атлетики подарили Соне напульсники, а от Гертрудовны передали огромное, разбухшее от попранных надежд осуждение. Сразу после соревнований Соня бросила занятия. Не вошла в тройку и оказалась далеко за пределами пьедестала. Ей просто было наплевать. Глубоко, абсолютно и полностью. Без Марка эти соревнования не имели смысла. С опозданием Соня призналась самой себе, что ходила на ненавистную легкую атлетику, только чтобы видеть его. Без Марка манеж опустел и слишком сильно напоминал о том, что случилось.

Бабушка заперлась в гостиной и нарочно громко стучала по клавишам рояля, но заглушить магнитофон не могла. Во дворе гремела музыка, гости танцевали на выложенной плиткой площадке, периодически подходили к мангалу. У огня колдовал Николай Николаевич. Сониных одноклассников он встретил словно давних друзей, всем напоминал, что они вместе были в Шапсуге и круто тогда отдохнули.

Соня поморщилась. Папино стремление быть с ее гостями на короткой ноге и казаться современным читалось слишком явно и выглядело смешным. Сбросив очередной звонок Нади, Соня метнула недовольный взгляд в сторону мангала. Костя и еще какой-то парень, которого потребовала пригласить Олеся, общались с ее отцом. Переглядывались и посмеивались, но Николай Николаевич не замечал подвоха, искренне пытался подружиться.

– Реально ништячно было. Никто и не понял, что в пачках из-под сока водка.

Костя усмехнулся.

– Может, вы и нам поможете пронести алкоголь на выпускной?

Николай Николаевич действительно задумался.

– Посмотрим, – подмигнул, – как дело пойдет.

Соня покачала головой и закрыла ладонью лицо. Какой позор! Дальше стало еще хуже. Папа не просто вел себя неестественно дружелюбно, но и вворачивал в речь странные словечки, которых она у него никогда раньше не слышала: «обоснуй, бычковать, объясни популярно, кто тебе доктор?»

Вечеринка была в самом разгаре, когда Соня зашла в дом за салфетками и столкнулась с Марком. Он стоял в темноте, прислонившись к стене. Терялся в лиловом мраке, словно часть дома, один из ее таинственных духов, запертых в пыльных комнатах.

– Ты? – Соня дернулась назад.

– С днем рождения, Соня.

– Ч-что тут д-делаешь? – заикаясь, проговорила она.

– Твоя бабушка впустила меня.

Соня оглянулась на входные двери.

– Празднуют на улице. Все там.

– Я хотел увидеть тебя. Их видеть не хочу.

Она опустила взгляд на белеющий в темноте гипс.

– Пойдем на кухню, там стулья.

Марк прошел за ней в комнату, огляделся, но не сел, хотя Соня отодвинула стул. Продолжил балансировать на костылях. Он изумленно осмотрел комнату, заставленную вазами.

– Ого, сколько пионов.

– Я их люблю.

– А почему не бархатные алые розы на длинных ножках по тысячу рублей за штуку?

– Потому что алый – нехороший цвет, – Соня оперлась руками о столешницу. – Не лепи на меня ярлыки.

– Ты сама с этим прекрасно справляешься.

– Ты пришел меня оскорблять? – она стиснула пальцами края сарафана. Никак не могла осознать, что Марк стоит здесь в полутемной кухне и разговаривает с ней, после того как послал, а потом игнорировал целый месяц.

Марк не ответил. Из открытой форточки доносился смех, внезапно сменившийся музыкой.

– Ты оставила Надю среди этих пираний?

Соня тоже прислушалась и сморщилась. Судя по мотиву, до магнитофона добрался папа. Еще один повод для стыда! Что за арестантские напевы! Можно подумать, ей не хватило его лексики из девяностых.

Марк ждал ответа, Соня протяжно вздохнула.

– Нади там нет.

– Ты ее не приглашала?

– А должна была? – искренне удивилась она. – Воровку, которая едва не убила человека во время ограбления? Преступницу, отсидевшую в колонии с другими такими же зечками? Надю, притворявшуюся моей подругой?

Марк сощурился.

– Она не притворялась.

– Еще как, – Соня пригляделась к Марку, – ты знал?

– Знал. Она сама мне рассказала. Её младшая сестра Неллиcontentnotes0.html#note_18 сотворила глупость, полезла в этот дурацкий ларек на спор, а там оказался хозяин. Он ее поймал. Надя пытались вытащить ее оттуда, не планировала никого калечить. Не рассчитала силу, мужчина получил сотрясение мозга. А потом Надя прикрыла сестру и всю компанию, взяла вину на себя. Среди них был совершеннолетний, им всем грозил срок за групповое ограбление, ее сестру ждала постановка на учет. Школу Надя окончила в колонии два года назад. Не любит об этом вспоминать, стесняется и скрывает, что, в принципе, понятно. Таким не хвастают.

– Почему же мне не рассказала?

– Догадывалась, как ты отреагируешь. И она не ошиблась.

– Зачем от меня скрывала, если все было так, как ты рассказал?

– Дорожила твоим расположением, твоей дружбой. Что-то разглядела под оболочкой циничной Кайлы, что-то важное, близкое ей, – он замолчал на несколько секунд, – то, из-за чего и я не могу тебя ненавидеть. Каждый раз, когда готов подписать тебе приговор, ты делаешь что-то, дающее надежду, что ты другая. Почему ты так упорно пытаешься быть хуже, чем есть?

– Такая и есть! А если тебе так нравится Надя, женись на ней, заведите детишек, живите долго и счастливо в убогом домишке, – Соня и не заметила, как ею снова овладела горячая ревность.

Марк не отреагировал на ее грубый выпад.

– Если бы я влюбился в Надю, все было бы проще. Но, к сожалению, я влюбился… не в неё.

Сложив руки на груди, Соня оперлась бедрами о столешницу.

– Зачем ты пришел, Марк?

– Я же сказал, поздравить с днем рождения.

– И где же мой подарок?

Марк развел руками.

– Забыл.

– Тебе никто не говорил, что невоспитанно являться на чужой праздник без приглашения?

– Говорил. А еще папа говорил, что это дурной тон, приходить без цветов. Но я не знал, какие у тебя любимые. Никогда бы не подумал, что пионы. – Марк приблизился, чуть зашатался на костылях. – Папа слышал, как я тебе нагрубил, и отвесил мне пощечину, не посмотрел, что я покалеченный.

– Хороший у тебя папа, – холодно проговорила Соня, – я не спала с Сергеем, хотя это тебя не касается, и оправдываться перед тобой не собираюсь.

– Я хочу тебе верить.

– Ты уже все решил.

Марк приблизился вплотную, продолжая балансировать, посмотрел в глаза.

– Ты циничная и самовлюбленная, но я не могу уйти.

– Самовлюбленная, – подтвердила Соня, – и да, я циничная. Ненавижу себя и тебя за то, что ты заставил это чувствовать. Ненавижу.

Оказалось, ощущать себя гадкой больнее, чем позволить так думать другим. Лопнул защитный пузырь, ограждавший ее самолюбие, и виноват в этом был Марк. Ей нечем было обелить свою слабость и предательство. Надю она предала, предала их дружбу и ее отношение. И дело даже не в том, что Надя провела два года в колонии, а в том, что