В дегте появились лица. Большие, дергающиеся глазные яблоки. Широко раскрытые рты, беззвучно зашедшиеся в крике. Слева, справа, вверху нас окружала бесконечная боль. Это были не врата в ад… это был сам ад.

Я дернула Эше за руку, но он, кажется, ничего не замечал.

– Что?

Я указала на стену, но потом поняла, что только я их вижу. Я вернула повязку на место, и лица исчезли. Любопытство того не стоило.

После того как я перевела дух и пришла в себя, мы продолжили путь по туннелю, пока не вышли на открытое пространство. Над нами простиралось черное небо, под ногами были скалы и твердый камень. Мы стояли на горе… в пещере?

Мы последовали за светлячками к краю обрыва. Я наступила на что-то твердое и круглое, подняла это и поднесла к глазам: гильза от пули. Вокруг были рассыпаны и другие. Лат всемогущая, здесь когда-то шла битва?

Эше потянул меня за рубашку.

– Что?

– Я что-то вижу.

Вдалеке с неба спускалась тонкая веревка. Когда мы подошли ближе, светлячки облепили ее. Я не могла поверить глазам – в воздухе висела веревочная лестница, ведущая… куда-то ввысь.

– Врата в ад. Лестница в рай, – усмехнулся Эше.

– Мы можем только надеяться.

По ушам пронесся ледяной порыв ветра, по рукам пробежал холодок. Я хотела выбраться, и лестница казалась мне выходом. Светлячки взбирались по ней, как будто подгоняя нас.

Эше потер руки:

– Спасибо, что намочила своим потом мои ладони.

– Уверен, что это не ты намочил мои?

Он схватил веревочную лестницу и потянул.

– Такие веревки можно найти на наспех построенных тростниковых лодках.

– Значит… ты первый? – улыбнулась я.

Скалолаз из меня не самый лучший, возможно, пример Эше придаст мне уверенности.

– Да, я первый.

Он ступил на первую перекладину. К моей радости, веревка почти не шевелилась под его весом. Он поднялся на несколько перекладин, затем махнул мне.

Я решительно набрала воздуха и последовала за ним. Похоже, я оказалась сильнее, чем думала, и могла держать свой вес. Но как высоко ведет эта лестница?

Что мы вообще делаем? Несомненно, отправиться сюда было одной из худших моих идей и одним из худших решений Эше. Но когда это молитвы вели меня неверным путем?

– Ах да, совет, – сказал Эше, останавливаясь на мгновение. – Не смотри.

– Я знаю! – В детстве я лазила по холмам с матерью, поэтому имела некоторую привычку к высоте. – Не останавливайся.

Светлячки устремились вверх и сели на… небо? Нет, на крышу. Они сформировали круг, будто сверкающий вход. Я жаждала побыстрее оказаться на небе, но должна была соблюдать осторожность. Если упасть сейчас, это точно станет моим концом.

Чик-чирик. Я повернулась налево, мимо правого уха прошелестели крылья. Чирик-чик. Черные перья.

Внизу захихикала маленькая девочка.

Я сглотнула:

– Эше… ты это слышишь?

– Ты тоже? Здесь заблудилась чья-то дочка?

Снова шелест крыльев. Я повертела головой вправо и влево, но видела лишь тени. Тени в форме птиц, кружившие вокруг нас.

– Поторопись! – сказала я, ладони взмокли. Значит, это все-таки была я.

– Быстрее я уже не могу!

Наконец Эше достиг круга на небесах, где сияли светлячки, а я подтянулась прямо к его ногам.

– Толкай, – сказала я. – Должно быть, это люк или что-то в этом роде.

Он толкнул. Глаза обжег ослепительный свет, я зажмурилась, но он проникал сквозь веки.

Эше полез выше, я последовала за ним, моргая от яркого света.

Веревка кончилась, Эше стоял рядом со мной на твердой поверхности. Я оттолкнулась от деревянного пола и встала на ноги.

Как странно, яркий свет исчез. Пространство освещало мерцание светлячков. Повсюду лежали кучи книг. Эше взял одну, пока я осматривалась в поисках двери.

– Это еще что?

Он показал мне корешок.

«Ангельская песнь», написано на парамейском.

– Этосианская священная книга?

Эше кивнул.

– Не видел такие в Башне. Если она на парамейском, это может означать, что мы все еще в Аланье.

– Думаешь, мы до сих пор в Кандбаджаре?

– Этого не узнать, пока не осмотримся здесь.

Мы пошли к двери на дальней стороне комнаты. Доносившаяся сверху мелодия ласкала слух. Песнопения. Мрачные и низкие, как гимны звезд, которых я касалась.

– Этосианские гимны, – сказал Эше. – Тоже на парамейском.

Мы открыли дверь и вышли в каменный коридор. Светлячки летели мимо нас к лестнице. Я схватила Эше

за руку и держалась позади него, пока мы взбирались по ступеням вслед за светлячками. С каждым шагом гимны становились громче.

И ангел сказал,

Мы лишь испытание, так что не будь неверным.

Ты продал душу за жуткую цену

Под светом Авроры – мертвой звезды утра.

Когда мы поднялись наверх, песнопения прекратились. Мы вошли в просторную комнату с рядами резных деревянных скамеек. Они стояли перед помостом, на котором возвышалась статуя Архангела – я видела, как этосиане покупали такие же, только маленькие, на Большом базаре. Но самое странное, что скамьи были пусты. Никакого хора.

За исключением человека на передней скамье. Отец Хисти в плаще с цветочным узором, редкие волосы почти скрывали ледяные глаза.

– Как храбро с вашей стороны последовать за мной сюда, – сказал он, когда мы встали перед ним.

– Куда сюда? – спросил Эше.

Отец Хисти указал на статую Архангела:

– Никогда не был в соборе Базиля? – Он покачал головой и неодобрительно поцокал языком: – Эше, дорогой мой, он дальше по улице, рядом с твоим домом. Ты должен посещать новые места, пробовать новое, иначе зачем вообще жить?

Я проходила мимо собора святого Базиля сотни раз. Замок с четырьмя шпилями и куполом на краю Этосианского квартала, сразу за Стеклянным кварталом.

– Зачем ты заставлял Зедру творить весь этот ужас? – Я сжала кулаки. – Что за игру ты ведешь?

– Игру… О, это вовсе не игра. По крайней мере, для нас. Это не игра, когда ты – брошенный кубик, вытянутая карта, пешка, которую приносят в жертву, – он печально вздохнул. – Я бы хотел, чтобы это было весело. Но правда в том, что, как и вас, нас, Двенадцать, толкают и тянут сверху.

– Двенадцать… ангелов? – произнес Эше. – И который из Двенадцати ты?

Человек скрестил ноги и сцепил руки за спиной.

– Я дал человеку выбор, хорошо зная его натуру. Кровавые руны, звезды, философия, наука. В конце концов, это все опасно, это все знание. – Он развел руки в стороны, между пальцев откуда-то появились карты. – А я – учитель.

– Теперь я понял, – глаза Эше вспыхнули. – Если ты и правда один из Двенадцати, то ты