***

Я распахнула прикрытые в блаженстве глаза и выпучила их, наблюдая за шоколадной макушкой Себастьяна. Его холодный язык каким-то образом ощущался на моей сейчас такой чувствительной груди. Я и не думала, что человеческое тело способно впитывать такие разряды тока.

Его сильная рука сжимала мякоть груди, а холодный рот жадно вбирал её в себя.

— У тебя тут родинки интересные. — Себастьян отстранился и нежно провёл пальцем от одной крупной родинки к другой, помельче. Я затряслась и протяжно простонала, возводя глаза к потолку.

Через мгновение меня положили спиной на кровать, и Себастьян как в тот раз навис сверху — шоколадные пряди спали на его потемневшие глаза.

***

Перед тем, как я вошёл в неё, Амелия остановила меня и, стыдливо отведя взгляд, прошептала:

— Скажи это ещё раз.

— Что именно? — не понял я и нахмурил брови.

— Ну… про «поприветствуем». — Совсем раскраснелась и накрылась подушкой. Я загоготал, носом открывая себе обзор на её лицо.

— Поприветствуем тебя как следует, новенькая, — зашептал я ей на ухо и плавно вошёл, запивая паточное наслаждение её стонами и обжигающим дыханием.

Первая волна желания спала, и я наконец мог набирать темп, не боясь, что всё быстро закончится. Теперь можно было осязаемо запечатлеть каждый момент, чтобы тот не растворился наутро в тумане и не исчез из памяти, вытесняясь одной лишь жаждой обуздать восстановленное временем возбуждение.

Амелия ощутимо расслабилась, полностью растворившись с периной на кровати. Подушка уже давно покоилась на полу, а простынь под нами намокла и приятно холодила тела в сильно натопленном доме.

Её каштановые волосы спутались, а платье закрутилось на талии. Грудь, всё так же высвобожденная из него, гипнотически подпрыгивала от каждого моего толчка. Внизу стал собираться щекочущий тугой сгусток. Как раз тогда Амелия выгнулась в пояснице, обхватила мой корпус ногами, слабо проскулила и обмякла подо мной, томно улыбаясь.

— Ещё чуть-чуть, — прохрипел я и поднял её непослушное тело. Вернулся в прежнее положение сидя. Она уселась сверху, и её знойно мокрая кожа вызвала новую волну мурашек по позвоночнику. Она совсем ослабла и почти засыпала, но мне ужасно хотелось закончить так, чтобы запомнить эту ночь надолго.

Вцепившись пальцами в её талию, я несколько раз толкнулся вверх, пока она зачем-то стягивала с себя платье. Это только раззадорило меня, и я принялся покрывать всю её поцелуями. Она оперлась на заведённые за спину руки на моих ногах и, откинув голову, часто дышала. Я не мог остановиться целовать и кусать каждый участок её кожи, не пропуская ни миллиметра.

***

Мне хотелось продолжать целую вечность, но глупое человеческое тело устало, вымоталось и тянуло меня в сон. Новые пульсирующие волны не прекращали бушевать в низу живота, а Себастьян словно и не собирался заканчивать.

Сознание напрочь погрузилось в забытьё, и только резкие толчки возвращали меня в реальность. Я зарылась пальцами в его шоколадные волосы и, собрав остатки сил, дёрнулась вперёд, впечатываясь грудью в тело Себастьяна. Он издал рваный стон и рывком поднял меня. В последний миг я ощутила обжигающе-горячую жидкость на внутренней стороне бедра.

***

Амелия уже погрузилась в сладкий-сладкий сон, пока я возился с постелью и остальным: вынул из её волос твёрдые заколки, чтобы не мешали ей спать, всё убрал и перетащил её на соседнюю кровать с сухой постелью, где должен был спать Уизли. Похоже, они с Оминисом проговорили до утра и заснули внизу.

Я в два глотка осушил кувшин с водой, стоящий на столе, и открыл створки окна, впуская морозный воздух — в комнате было очень душно. Постоял, подставляя тихому ветру пылающее лицо, и хотел вернуться в свою смятую после нас постель, но увидел, что Амелия придвинулась вплотную к стене, освобождая для меня место на своей кровати. Я улыбнулся и занырнул к ней под одеяло. Так по-младенчески спокойно я не засыпал очень давно.

Туманная завеса, как призрак, парила влагой. Она не пропускала солнечный свет, скрывая красоту окрестностей. Я вывалился на крыльцо почти раздетый, потому как на рассвете не обнаружил рядом с собой Амелию.

Красное пятно шарфа маячило вдалеке у берега, и я поспешил туда, согреваясь в этом лютом холоде лишь воспоминаниями о прошедшей ночи.

— Ты чего здесь? — запыхавшись, спросил я и опустился рядом с ней на бревно. Она сидела с закрытыми глазами и даже не курила.

— Странно. Я слышала, что за шлюхами вот так не выбегают на улицу.

— Амелия. — Я присел напротив неё на корточки и обнял её ноги обеими руками. — Я сболтнул самую настоящую ересь. Я совершенно так не думаю. Мне ужасно хочется тебя поцеловать, вот и психую.

— Смотри, чайки! — она вскинулась и указательным пальцем ткнула в небо над водой: там и правда кружили белые птицы, среди которых отчётливо различался чёрный ворон. — Ничего себе, как он далеко залетел.

— Кто?

— Ворон миссис Моррис.

— Ничего не понял. Кто такая миссис Моррис?

— Та, что сказала, что ты меня не любишь.

Я подумал, что всё ещё нахожусь во сне или в лихорадочном бреду, ну или же Амелия не до конца проснулась и говорит какую-то чепуху. Уловив настоящее замешательство на моём лице, она усмехнулась и махнула в мою сторону рукой.

— Не обращай внимания. Пойдём в дом, пока нас не увидели. — Встала и потопала к нашему крыльцу.

— Очень люблю, — пробормотал я ей вслед.

***

— Как спалось? Амелия, как ты себя чувствуешь? — участливо спрашивал Гаррет, пока наливал нам всем чай и кофе.

Я спряталась с головой в плед и оттуда отозвалась:

— Спалось отлично.

Где-то сбоку хмыкнул Себастьян, и я знала, что он снова самовлюблённо скалится.

Трезвость и сознание постепенно возвращались ко мне вместе со стыдом и желанием провалиться сквозь землю. Через пару дней Новый год, а я снова наломала дров и наступила на те же грабли. Стала вполне всерьёз задумываться над тем, чтобы привязывать себя цепями на ночь к кровати, как оборотня, иначе это повторится ещё не раз.

Пока завтракали и опять обсуждали помолвку Натти и Оминиса, с улицы раздались звуки приближающихся саней. Я испуганно переглянулась с Себастьяном: неужели Корбатовы вернулись? Так рано?..

— Ой, а я забыла вам сказать! — невинно защебетала Натти, сложив у груди руки замком.

— Что ещё? — напрягся Себастьян, крадучись подходя к выходу.