– Это совсем недурно! – наконец сказал он, собрав бумаги и вернув их ей. Лили испуганно прижала их к груди. – Очень тонко – то, что вы пишете о классовых различиях. Так держать! – сказал он и улыбнулся.

– Вы находите, что эти сочинения лучше предыдущих?

Он нахмурился.

– Предыдущих?

– Да, тех статей, которые я передавала вам через Берту… – Увидев его лицо, она осеклась, неожиданно поняв, что Берта ничего ему не передавала. – Ах, забудьте. – Лили судорожно сглотнула. – То есть вам понравилось то, что вы прочитали?

Он улыбнулся.

– Да, как я уже сказал, это очень интересно.

Лили выжидающе посмотрела на него.

– И?.. – спросила она, и он непонимающе поднял брови.

– И? – переспросил он, как будто не понял, к чему она клонит. – Что ж… продолжайте. И, если будет что-то еще, непременно приносите, я всегда буду рад взглянуть!

Лили почувствовала ком в горле.

– Значит, вы не возьмете меня в редакцию? – спросила она.

Опешив на мгновение, он вдруг громко рассмеялся.

– Взять вас? Как вы себе это представляете?

– Но… – Лили была готова расплакаться, еще никогда она не чувствовала себя такой униженной. – Вы тогда сказали мне, что ищете новые голоса, и я подумала…

Теперь он, кажется, понял.

– Ах, это… Да, вы правы. Но не будем торопиться. Материал, который вы принесли, неплох, но пока не вполне соответствует требованиям редакции. И, признаться, я не был уверен, что такая барышня, как вы, может всерьез…

Лили ненадолго закрыла глаза. Вот опять. «Такая, как вы». Как она ненавидела эти слова! Она глубоко вздохнула.

– Никакая я не «барышня, как…», я – это просто я. Лили Карстен. И я хочу писать!

Когда он удивленно приподнял брови, она решила выложить все карты на стол:

– Фридрих, я хочу быть с вами откровенной. Мне нужна эта работа. Не знаю, говорила ли вам Берта, но… я порвала со своей семьей. – Она остановилась. – По крайней мере, я больше не живу с родителями, и теперь вынуждена сама зарабатывать себе на жизнь. Как вы можете себе представить, это непросто, особенно женщине, которая ничему не училась. Мне нужны деньги. Вы сами сказали, что мои сочинения не так плохи. Дайте мне шанс!

Фридрих какое-то время молча смотрел на нее из-под очков.

– Да, Берта рассказала мне о вашем положении, – сказал он, и она была удивлена, что он до сих пор молчал об этом. – Это был очень смелый поступок. Я оказался прав в той своей статье. Вы совершенно не в своем уме. – Он улыбнулся, и признание, которое она увидела в его глазах, смягчило грубость этих слов. – Так вот. То, что я сказал на балу – правда. Мы всегда ищем новые голоса. Однако… не женские.

Лили удивленно посмотрела на него.

– Но… – запротестовала она, однако Фридрих твердо покачал головой.

– Вынужден сразу предупредить вас: если вы хотите писать для нас, вам придется взять мужской псевдоним. В противном случае мы можем прекратить этот разговор прямо сейчас. Это не мое решение и отменить его я не в силах.

Больше всего на свете Лили хотелось схватить бумаги и немедленно покинуть эту комнату. Но потом она подумала о своей записной книжке с пустой колонкой доходов. И, помедлив, кивнула.

– Что ж, тогда мне придется с этим смириться, – сердито сказала она.

Фридрих закурил еще одну сигарету.

– Тогда на том и порешим. Напишите что-нибудь новое. Желательно, о городских событиях. Статью, которая подходила бы под наш формат. Прочтите газету и попробуйте писать, подражая стилю, формулировкам и методу наблюдения наших репортеров. Принесите мне то, что получится, а дальше посмотрим. Согласны?

Лили кивнула. Конечно, она надеялась на нечто большее, но, по крайней мере, ей дали шанс.

– Хорошо, – сказала она. – Спасибо.

Он улыбнулся и предложил ей сигарету.

* * *

Следующие две недели все в жизни Лили вращалось вокруг новой статьи. Целыми днями она думала о том, что могло бы показаться Фридриху убедительным. Наконец, у нее появилась идея: отправиться в Санкт-Паули и взять интервью у торговки по прозвищу Йетта-Лимонщица. Она рассудила, что быстрее привлечет внимание публики, если будет писать о гамбургских оригиналах, о ком-то, кого в городе знали. А крохотную торговку, ростом едва достававшую Лили до пояса, с ее корзинкой, шалью и запоминающимися кричалками знал в Гамбурге чуть ли не каждый. Даже детям доводилось хоть раз слышать ее пронзительное: «Лимоны, лимоны, свежие лимоны!». Запоминающимся был и синий фартук поверх коротковатой по меркам эпохи юбки.

Разговор с женщиной выбил Лили из колеи. Мало того, что ее крошечное тельце явно было не в порядке. Йетта даже не могла следить за разговором. «Да она сумасшедшая!» – сперва подумала Лили, но потом осознала, что это всего лишь природная простоватость, усиленная действием алкоголя.

– Днем она торгует на улицах, а вечером обходит кабаки Репербана, – объяснил ей Йо, когда она рассказала ему вечером о своей необычной встрече. – Местные завсегдатаи развлекаются тем, что покупают ей выпивку, а затем заставляют распевать грязные куплеты.

– Но это чудовищно! – ужаснулась Лили.

Йо покачал головой.

– Она и сама рада.

Лили была убеждена, что это не так, но что было делать? Она написала статью о безрадостной жизни женщины, которая выросла в сердце трущоб и с тринадцати лет торговала на улицах, чтобы прокормить свою семью.

– Я уверена, что она такая маленькая и вся сгорбленная, потому что никогда не ела вдоволь! – сказала она Йо, водя карандашом по листу бумаги, но тот только рассмеялся.

– Будь это правдой, половина жителей Гамбурга были бы карликами. – Волнение Лили казалось ему необоснованным. – У Йетты есть работа, так? Ей, считай, повезло. Здесь немногие могут этим похвастаться.

Когда она принесла Фридриху новую статью, он только покачал головой.

– Здесь слишком много суждений, основанных на чувстве. Журналистика должна держаться фактов, – объяснил он, пододвигая к ней бумагу. – Статья интересная, но тон выбран неверно. Никто не поверит, что это написано мужчиной.

Лили послушно переписала статью. Но Фридрих опять отклонил ее. А потом снова. И еще раз. И лишь во время шестого ее визита он, наконец, кивнул, хотя и не слишком уверенно.

– Оставьте ее здесь, я посмотрю, что можно сделать. Увы, обещать ничего не могу.

Под моросящим дождем Лили грустно шла домой. Что и говорить, карьеру журналиста она представляла себе как-то иначе.

– Он не хочет ее печатать, – сказала она Йо, вернувшись домой.

В тот день ему предстояла ночная смена. Пора было собираться, но он с нетерпением ждал ее возвращения. Усталая, она скинула на пол перепачканные туфли и положила ноги ему на колени.

– Пальцы как лед! Что, опять