Именно сейчас ничто из этого не было важно.

Вокруг бушевала морт, словно нечто притягивало её отовсюду, от холодных небес и до раскалённых недр земных. Воздух искрился от напряжения, и ярилась незримая буря, где потоки силы, уплотняясь, вращались и смешивались всё быстрее, и в самом сердце хаоса застыли двое: рослый мужчина с лицом мальчишки и седыми волосами и рыжая дева в бирюзовой хисте.

А затем песня флейты снова изменилась.

Морт, повинуясь общему стремлению, ясному и чистому, хлынула в расщелину, заполняя её целиком, проскальзывая так глубоко, где не смог бы выжить ни человек, ни даже киморт. Проникла в пустоты; сгустилась, изменяя свойства… и пришла в движение.

А с нею и разлом.

Земля снова дрогнула, так, что Фог едва сумела устоять на ногах, и края огромной трещины начали смыкаться. Это давалось сложнее, чем тогда, близ Кимень-горы, потому что там были лишь пустоши, а здесь вокруг раскинулся город, огромная столица, и так изрядно пострадавшая. Замок на скале; дома, улицы, площади; подземные каналы и трубы; мосты, оборонительные стены, башни… Разлом медленно исчезал, как срастается густое тесто, разрезанное ножом. Те чудища, которым повезло, сумели проскочить наверх или вернуться в подземные пустоты, а иные, кто замешкался или застрял, как огромная чёрная многоножка, оказались раздавленными.

– Получилось, – прошептала Фог наконец, открывая глаза. – У нас получилось!

Кругом плыли обрывки тумана, скрывающие округу; слышался тяжёлый звон металла и крики, а ещё плач, гул, ропот.

Ничего ещё не кончилось – битва продолжалась.

– Да, – откликнулся тихо Сэрим, не то чтобы удивлённый – задумчивый. – Получилось. Теперь бы отдохнуть, а то, признаюсь, в голове уже звенит. А потом и песню сложить о том, что тут было, а то люди так и норовят всё неверно истолковать – глядишь, и всех кимортов скопом обвинят в своих бедах… Впрочем, и так уже бывало, и эдак. Со временем многое забывается.

«Но не всё», – подумала Фог. А вслух сказала:

– Я только сейчас поняла, какой ты высокий. Как учитель, наверное.

– Как Алиш-то? – усмехнулся Сэрим. – Хотелось бы соврать, но нет: вот на столечко пониже буду. – И он немного развёл пальцы. – Он из нас троих самый рослый, нас знаешь как звали в весёлом доме? «Три каланчи – от винного погреба прячь ключи». Нас троих – его, Дёрана и меня. Ну, здесь-то, на севере, таким ростом никого не удивишь… А вот Брайна кроха была совсем, поменьше тебя даже, бывало, обнимет меня – и в грудь лицом уткнётся, выше не достаёт.

И что-то такое было в его голосе, что Фог не выдержала – шагнула вперёд и обняла его крепко-крепко, утыкаясь лицом в плечо.

– Я думаю, Сэрим, – сказала она, – что ты был хорошим учителем.

Он ничего не ответил, только выдохнул странно – и положил ей руку на голову, не позволяя смотреть вверх.

В это время подул ветер, сдёргивая с поля туман, как вуальный покров с лица у вдовы. На месте разлома осталась полоса вздыбленной земли, как уродливый, багровый, незаживший рубец. И если по одну его сторону ещё завязывались стычки то там, то здесь – или наоборот, дружинники сообща пытались одолеть чудище, явившееся из-под земли, то по другую сторону место нашлось лишь для одного сражения. Все другие казались рядом мелочными, неважными, глупыми… а от этого не отвести было взгляда.

От Эсхейд – и её противника, Захаира.

Его меховая накидка уже валялась в ногах, истоптанная; вся почва вокруг была взрыта, опалена, изуродована ударами морт-мечей. Эсхейд побелела от напряжения, и лицо у неё покрылось испариной, а одна из кос была срезана вражеским кликом так, что висок казался выбритым. Лорге Захаиру, впрочем, тоже изрядно досталось: пот каплями летел с него в стороны, жилы на голове вздулись так, что проступали даже под волосами, а глаза налились кровью. Мечом он вращал с натугой, но каждый удар наносил с такой силой, что, хоть и не задевал Эсхейд, воздушная волна заставляла её отшатнуться.

– Ха! – выдыхал он хрипло перед каждой атакой. – Ха-а-а…

Фог стало жутко; появилась даже мысль вмешаться, но Сэрим, точно почуяв это, ухватился за край бирюзовой хисты и пробормотал:

– Погоди-ка. Она ведь не просто так отступает. Вот ведь хитроумная женщина…

«Почему хитроумная?» – хотела спросить Фог, но присмотрелась и поняла.

Эсхейд всякий раз отступала не назад, а немного вбок – и словно бы шла по кругу и вела противника за собой. Дружинники – и его, и её – стояли на расстоянии неплотным, рыхлым кольцом, но не колотили мечами в щиты и не покрикивали одобрительно, как во время поединка с Миррой, а помалкивали и лишь напряжённо наблюдали. Видно, потому что решалось сейчас что-то несоизмеримо более важное – значит, и вмешаться было бы подлостью… Но когда лорга, преследуя Эсхейд, наступил на собственную меховую накидку и на мгновение потерял равновесие, многие не сдержались – послышались возгласы, почти заглушившие звук, с которым клинок лязгнул о клинок.

…наместница, кажется, вложила в удар всю силу, какая в ней была.

Лорга выпустил меч из рук и тяжело опрокинулся навзничь, как огромный жук. Ропот вокруг стал громче – и резко стих, когда Эсхейд, откинув уцелевшую косу за спину, приставила острие меча к горлу врага, наступив ему на грудь, и спросила отчётливо:

– Где моя дочь? Отвечай!

– Х-ха… ты, сумасшедшая… я не знаю, – прохрипел лорга; попытался сплюнуть – не вышло, слюна стекла из уголка рта.

– Отвечай, – повторила Эсхейд чуть тише – и опустила меч ниже. – Или я отсеку тебе голову прямо сейчас.

На сей раз он молчал долго – и, верно, не заговорил бы вовсе, если б не появился у него на горле короткий надрез – и тонкая нитка крови не побежала бы вбок, по сморщенной коже, в мятый воротник.

– На юге, – ответил лорга тихо. – Если она ещё жива, то ищи её на юге, в оазисе за Кашимом.

Эсхейд замерла – а затем обернулась яростно:

– Эй, люди, вы слышали? Слышали его ответ? – и рявкнула лорге: – Поднимайся и бери меч! Ну! Ну же!

Когда тяжёлый сапог наместницы исчез с его груди, лорга некоторое время лежал неподвижно, выдыхая тяжело. Затем поднялся; подобрал меч… и попытался наискосок резануть.

Не мечом – морт-кинжалом, спрятанным в рукаве.

Эсхейд точно этого ждала.

Ещё быстрее, чем он завершил движение, она рубанула в ответ с ошеломляющей силой – отсекла разом руку