Шрифт:
Закладка:
Здешние контрабандисты — это двое-трое местных на катере, которые встречаются у рифа с судном для ловли креветок. Они не станут освещать полнеба, и у них нет свистящих болотоходов. Плюс большой лагерь… полувоенная техника?
Я читал донесения о геваристах, орудующих на границе Британского Гондураса, до которой отсюда сотня километров — шестьдесят миль — к югу. Под этими самыми облаками. Если это так, то лучше бы они не возвращались…
Просыпаюсь я в одиночестве под проливным дождем. Малейшего движения хватает, чтобы подтвердить худшие опасения: шорты раздулись, но это не эрекция. Я с трудом поднимаюсь и вижу Рут, которая стоит у кромки кустов и разглядывает залив. Плотная туча извергает дождь к югу.
— Погода нелетная.
— Доброе утро, Дон. Осмотрим порез?
— Ранка пустяковая.
Кожа почти не повреждена, прокол несерьезный — в отличие от месива внутри.
— Что ж, воды им должно хватить, — спокойно замечает Рут. — А там и охотники вернутся. А пока я попробую порыбачить. Дон, не стесняйтесь, если я могу хоть чем-то помочь…
Весьма тактично. Я отказываюсь довольно грубо, и она удаляется по своим делам.
Вероятно, ей тоже есть чем заняться в одиночестве. Я успеваю закончить санитарно-гигиенические процедуры и даже немного оклематься, а ее все нет. Наконец я слышу всплеск.
— Какая огромная!
Еще всплеск. Затем она поднимается на берег с добычей — серым луцианом весом фунта в три и чем-то еще.
Только закончив разделывать рыбу, я снова обращаю внимание на Рут.
Она сооружает из веток и травы костерок, чтобы поджарить филе, маленькие руки мелькают проворно, верхняя губа напряжена. Дождь ненадолго перестает. Мы промокли до нитки, но не замерзли. Рут приносит мой кусок рыбы на мангровом шампуре и со странным вздохом садится на корточки.
— А вы разве не будете есть?
— Да-да, конечно. — Откусив крохотный кусочек филе, она быстро замечает: — Нам не угодишь: то много соли, то мало. Я принесу морской воды.
Ее взгляд блуждает, ни на чем не задерживаясь.
— И так хорошо.
Я снова слышу вздох и решаю, что моя бравая герлскаут нуждается в поддержке.
— Ваша дочь упомянула, что вы были в Мериде. Успели осмотреть Мехико?
— Немного. В прошлом году мы посетили Масатлан и Куэрнаваку… — Она опускает рыбу и хмурится.
— А теперь решили в Тикаль и в Бонампак?
— Нет.
Внезапно она подскакивает и стряхивает дождевые капли с лица:
— Я принесу вам воды, Дон.
Рут ныряет вниз со склона и спустя некоторое время возвращается с трубчатым бромелиевым стеблем, наполненным водой.
— Спасибо.
Она стоит рядом со мной, тревожно вглядываясь в горизонт.
— Рут, не хочу вас расстраивать, но эти ребята вряд ли вернутся, и это к лучшему. Чем бы они здесь ни занимались, лишние свидетели им не нужны. В лучшем случае они расскажут про нас кому-нибудь еще. Это займет дня два, а к тому времени мы вернемся к самолету.
— Вы правы, Дон.
Рут возится с костром.
— И не волнуйтесь за дочь. Она уже большая девочка.
— О, я уверена, у Алтеи все хорошо. Воды у них теперь вдоволь. — Она барабанит пальцами по бедру.
Снова начинается дождь.
— Присядьте, Рут, расскажите об Алтее. Она учится в колледже?
Она издает слабый не то смешок, не то вздох и подчиняется:
— Алтея закончила колледж в прошлом году. Она программист.
— Умница. А вы чем занимаетесь в Управлении общих служб?
— Я работаю в архиве отдела внешних закупок. — Она механически улыбается, но дышит неровно. — Это очень увлекательно.
— Я знаю Джека Уиттинга из контрактного отдела.
Здесь, в гнезде аллигатора, наш диалог звучит чистым абсурдом.
— Я встречала мистера Уиттинга, но едва ли он меня вспомнит.
— Почему?
— Во мне нет ничего запоминающегося.
Она просто излагает факт. И разумеется, она совершенно права. Что я могу сказать о миссис Дженнингс, о Дженни, которая много лет рассчитывает мне суточные? Знает свое дело, всегда объективна, всегда готова помочь. Кажется, у нее болеет отец или что-то в этом роде. Но, черт подери, Рут гораздо моложе и привлекательнее. Если сравнивать с миссис Дженнингс.
— Возможно, миссис Парсонс нравится не выделяться из толпы?
Она что-то мямлит в ответ, и внезапно я понимаю, что Рут совсем меня не слушает. Она обнимает руками колени, не отрывая глаз от развалин.
— Рут, наши ночные приятели давно перешли границу. Забудьте о них.
Она медленно переводит глаза на меня, словно только сейчас вспомнив о моем существовании, и рассеянно кивает. Кажется, открывать рот стоит ей больших усилий. Внезапно Рут мотает головой и снова вскакивает:
— Пойду взгляну на удочки, Дон. Кажется, я слышала какой-то звук.
И ее словно ветром сдувает.
Пока ее нет, я встаю, опираясь на здоровую ногу и посох. Боль нестерпима; у коленей, похоже, «горячая линия» к животу. Делаю два шага, проверяя, смогу ли идти после таблетки демерола. За этим занятием и застает меня Рут, вернувшаяся с рыбиной, которая бьется у нее руках.
— Ах нет, Дон, зачем вы встали? — Она прижимает рыбу к груди.
— Вода заберет часть веса. Надо попробовать.
— Ни в коем случае! — заявляет Рут строго, но тут же смягчает тон. — Посмотрите на залив, Дон. Видимость нулевая.
Глотая желчь, я стою на одной ноге и смотрю на сменяющие друг друга полосы солнечного света и дождя над водой. Слава богу, Рут права. Даже будь у меня две здоровых ноги, из этой затеи не вышло бы ничего хорошего.
— Остается надеяться, еще одна ночь нас не прикончит.
Я позволяю ей положить меня обратно на жесткий пластик.
Рут развивает бурную деятельность, подкладывает пень мне под спину, натягивает серапе между двумя палками, чтобы на меня не капал дождь, приносит еще воды, находит сухую растопку.
— Как только дождь ослабеет, я разожгу настоящий костер, Дон. Они заметят дым и поймут, что мы живы. Просто нужно подождать. — Она очаровательно улыбается. — Что бы еще придумать для вашего удобства?
Святой Стеркутий[80]! Изображать радушную хозяйку в грязной луже! Всего миг, один глупый миг я гадаю, уж не положила ли миссис Парсонс на меня глаз? Затем она снова вздыхает и садится на корточки, сосредоточенно вслушиваясь во что-то и непроизвольно покачивая маленьким задом. Мои уши ловят ключевое слово: «подождать».
Рут Парсонс ждет. Ждет так, словно от этого зависит ее жизнь. Чего именно? Что кто-то вытащит нас отсюда, чего еще?.. Но почему она так всполошилась, когда я решил, что нам пора уходить? Из-за чего истерика?