Шрифт:
Закладка:
«Ваша страна убила меня, потеря Намюра - моя предсмертная агония, а утрата Брюсселя - моя смерть» - это слова Иосифа на его смертном одре в 1790 г., обращенные к князю де Линю. И действительно ухудшение ситуации в Нидерландах и состояния здоровья Иосифа шли рука об руку. Он не боялся смерти и, как и его мать, хотел посмотреть ей в лицо. Этот «последний Каролинг» уже отправил письмо в канцелярию венгерского двора, в котором объявлял недействительными все указы, изданные в Венгрии в годы его правления, за некоторыми важными исключениями: закона о толерантности, закона, упраздняющего крепостное право, и закона, имеющего отношение к организации духовенства.
После соборования умирающий император заметил Розенбергу - своему главному камергеру: «Думаю, что не прав поэт, который говорит, что сошествие с трона в могилу столь ужасно. Я не сожалею о том, что мне приходится оставлять свой трон. Единственное, что волнует меня, - это то, что, несмотря на все мои усилия, я так мало людей сделал счастливыми». 17 февраля умирающий император получил весть о том, что его любимая молодая племянница Елизавета Вюртембергская - жена эрцгерцога Франца (племянника, которого он с любовью хотел бы воспитать своим преемником) - умерла в муках, произведя на свет мертворожденного младенца. Он спросил Розенберга, где должны похоронить Елизавету, и получил ответ: «В Хофкапелле». «Так не годится, -ответил Иосиф, - там буду я, и я бы не хотел нарушать покой малышки». 19 февраля он сам оделся в белую маршальскую форму вплоть до сапог. Он продиктовал свои последние письма, откинувшись на спинку стула, и умер около пяти часов утра.
Князь де Линь («князь французской Европы», как его назвал Дюмон-Вильден, его биограф) горевал, что никто не оплакивал императора, и предвидел, что вскоре монархия поймет, что она потеряла. Когда настанет это время, разве не будут путешественники восклицать в удивлении, видя больницы, школы, тюрьмы, сиротские дома, которые он построил, а мастеровые - признавать, что он был их покровителем, крестьяне - что он тоже трудился, а еретики - что он был их самым надежным защитником?
Глава 13
Незаконченная симфония
«Князья должны размышлять над тем, что они не могут унижать других, не унижая себя». «Самое важное - чтобы князья убедили себя в том, что все люди равны. Они могут делать то, что они призваны делать, только служа людям». Эти и аналогичные максимы записаны в наставлении, которое Леопольд II написал для образования своих двенадцати детей. Своей любимой сестре Марии Кристине, правительнице Нидерландов, он однажды написал: «Я полагаю, что монарх, даже наследный, это просто посланник, назначенный народом, для которого он существует, и ему он должен посвящать все свои мысли и труд... Я считаю, что исполнительная власть принадлежит монарху, а законодательная -народу и его представителям, и при каждой смене монарха народ может выдвигать новые условия».
Последний император Священной Римской империи Леопольд II, который все еще был императором, когда умер, находился на своем посту едва восемнадцать месяцев (с 30 сентября 1790 г. по 19 марта 1792 г.). При крещении, которое состоялось 5 мая 1747 г., он получил имя Петер Леопольд Йозеф Антон Иоахим Пий Готтард. Его первое имя Петер - важное; оно было дано ему по просьбе его крестной матери - царицы Елизаветы в память о ее отце Петре Великом. Пьетро Леопольдо, как официально его называли, когда он был великим герцогом Тоскании (которой он правил изначально за своего отца Франца Стефана), проявил себя, по крайней мере, таким же смелым экспериментатором в управлении, каким был его русский покровитель и тезка. На гравюре, сделанной придворным живописцем Гётцем, мы видим «порфирородного» младенца в колыбели, какими были дети, рожденные у правящих императоров в Константинополе. Порфирородный младенец изображен в короне и с золотым руном, на его колыбели виден орнамент из корон его рода и эрцгерцогской шляпы, а качающимися полозьями колыбели служат полумесяцы; шнур тянет имперский орел, который несет императорский меч и ключи святого Петра.
Используя символический язык позднего барокко, художник собрал воедино все притязания, которые выдвигали носители императорской короны или их имперские пропагандисты начиная с Карла Великого. В ряду украшающих фасад городского муниципалитета бывшего коронационного города Ахена статуй, который начинается с Людовика Благочестивого, статуя Леопольда -последняя.
Леопольд, который в юности сформировался под влиянием французского духа и итальянского Просвещения (Монтескье, Муратори, энциклопедисты), имел восприимчивый ум и особенно интересовался естественными науками (он был увлеченным химиком-экспериментатором). По-видимому, он имел настоящее чутье на скрытые тенденции своего времени. Будучи правителем Тосканы, он был в курсе событий движения за независимость Америки и добавил копию американских документов, например Конституции Пенсильвании от 28 сентября 1776 г., полученную им то ли от Бенджамина Франклина, то ли от своего собственного представителя Маццеи, в досье для своего проекта Тосканской конституции.
Еще в начале своей карьеры Леопольд обратил критический взгляд на положение дел в Дунайской монархии; в его Riflessioni sopra la stato della Monarchia описана ситуация такой, какой он ее увидел во время своей поездки в Вену в 1778 г. Оценка задач и потенциальных возможностей, унаследованных Дунайской монархией как преемницей Священной Римской империи, была описана Уинстоном Черчиллем и множеством других политических комментаторов из англосаксонского мира: они видят в ней форму содружества государств, чью открытую многонациональную структуру можно сравнить со структурой Соединенного королевства Великобритании (лорд Эктон, например, напрямую ссылается на Великобританию, защищая многонациональную монархию с центром в Вене). После двух катастрофических мировых войн даже политические противники и враги Дунайской монархии признали, что в этой Малой Европе Дунайского региона когда-то был реальный шанс создать настоящий союз наций. «Зонтичная» организация такого рода, которая взяла под свое крыло маленькие и самые маленькие государства и народы, также помогла бы стабилизировать европейский баланс сил, перегруженный вооруженной до зубов новой Германией и огромной Россией. Эти потенциальные возможности все еще имели в виду кронпринц Рудольф и эрцгерцог Франц Фердинанд, которые мучительно сознавали, что эти возможности упущены, и не в последнюю очередь из-за косности внешней политики монархии.
Леопольд, чей план внутренних реформ был, по сути, гораздо более радикальным и дерзким, а если коротко, то более революционным, чем план его брата, понимал, что для их осуществления необходимы внешний и внутренний мир (то, чего Иосиф столь
