Шрифт:
Закладка:
В этот момент всё и началось.
Сперва под ногами заструились бледные огни. Пустошь за минуту покрылась светящимся подвижным узором, похожим на сосудистую сетку. Узор мерцал, по траве бежали фиолетовые отблески, в воздухе стоял мёртвый шелест. Пахло грозовой свежестью.
Затем вдали, над оазисом пришли в движение тучи. Раньше они стелились сплошным комковатым одеялом, теперь же вспухали, росли ввысь и в стороны, заслоняя небо пологом цвета крови, смешанной с грязью. Сквозь полог угрожающе багровело зарево; это было не солнце, потому что настоящее солнце, поблекшее, будто от испуга, оставалось на востоке.
Кату казалось, что тучи вот-вот обрушатся, растекутся, похоронят под собой пустыню. Но огромная багровая масса в небе вдруг принялась загибаться по краям. За считанные секунды она свернулась в исполинский шар, повисший над оазисом, как сорвавшаяся с орбиты луна – тёмная, грозная, готовая упасть. Внутри бурлили потоки, доносился громовой рокот.
А потом к шару с земли ринулись потоки огня. Родился и окреп ветер, завыл, толкнул в спину, понуждая бежать туда, где снизу вверх били фиолетовые молнии, где всё ревело и закручивалось в спираль, где мутной стеной стоял поднятый в воздух песок. Кат сделал два нетвёрдых шага назад, моргая и заслоняясь рукой. Огненная позёмка текла бурунами, шелест перерос в несмолкаемый треск. Молнии сверкали всё яростней, сливались в одну трепещущую вспышку. Шар медленно вращался, обрастая бахромой клубящихся дымных щупалец.
Наконец, рвануло.
Гигантская сфера мгновенно превратилась в свет. Её края охватило кольцо из нежнейшей дымки, с немыслимой скоростью раздвинулось в стороны и растаяло. По земле покатилась волна – широкая, обманчиво медлительная. Кат упал лицом вниз, закутал голову в плащ, обхватил макушку ладонями. Загремело. Ураганный порыв подхватил его, перевернул, поволок, как куклу, по траве. С головы до ног обсыпал сорной мелочью. Обдал запахом гари.
И всё стихло.
Кат выждал, пока уймётся барабанящее сердце. Закашлялся, протёр глаза, потряс головой, поморгал. Перебирая руками по земле, сел и огляделся.
Трава кругом лежала взъерошенная, всюду валялись невесть откуда взявшиеся камешки, сучки, какая-то чёрная труха. В воздухе стояла пыль, танцевали частички пепла. Мёртвая роща поредела, стала светлей: многие деревья вывернуло из земли, они полегли вершинами в сторону восхода, беспомощно топорща скрюченные, обломанные корни.
Кат подобрался и встал. Переступил с ноги на ногу, взмахнул руками. Вроде бы цел... Он всмотрелся туда, где несколько минут назад полыхала огненная сфера. Пыль оседала, сквозь редеющую мутную пелену сияло небо – матовое, безмятежное. Воздух над горизонтом больше не трепетал от жары. Трудно было различить, что стало там после взрыва, но пропали и кровавые тучи, и песчаная светлая полоса.
Судя по всему, эксперимент Бена Репейника закончился.
«Получилось, – Кат провёл ладонью по глазам. – Сумели всё-таки».
В роще с коротким треском обрушился сломанный сук. Неподалёку, вздохнув, просела земля, но это была не ловушка: просто дожди подмыли почву, а ударная волна стронула верхний слой. Ветер подул снова – осторожно, будто извиняясь за то, что натворил. Охладил разгорячённое лицо, сдул прядь волос со лба. Разогнал пепел.
Кат оглядел себя. Плащ разошёлся в боковых швах, грязь покрывала его пятнистой маскирующей коркой. Из-под завернувшейся манжеты на левой руке проглядывало яркое пятно. Кат сдвинул рукав. Так и есть: духомер светился в полную силу. Видимо, того, что высвободилось при взрыве и прокатилось по пустоши, хватило, чтобы организм получил свою долю энергии.
Вот и всё.
Можно было идти в Разрыв. А оттуда – скорей на Китеж, чтобы увидеть особняк у парка: обветшалый, но невредимый. Увидеть город: покинутый, но уцелевший. Увидеть Аду: как она стоит у окна на втором этаже, складывает ладонь домиком и всматривается в сумерки.
Можно было пройти несколько вёрст, чтобы проверить исчезнувший оазис. Осталось ли что-то от миллионов пудов песка? Как выглядит освобождённая земля? Вернуло ли себе нормальный ход время?
Можно было отправиться на далёкий остров-тюрьму и сказать Джону Репейнику, что нашёл его сына. Поведать историю, которая началась в подземельях Батима и закончилась здесь, на Вельте. Попросить помощи; неизвестно, насколько прочной вышла воображаемая стена в воображаемом подвале, а бог, который умел залезать людям в головы, способен был, пожалуй, что-нибудь на этот счёт придумать.
А потом стоило бы вернуться на Вельт, найти в пустоши одинокую бетонную плиту и похоронить Эндена.
Кат мог идти куда угодно.
Но он медлил.
Ветер улёгся, пепел смешался с травой. Солнце, осмелев, карабкалось в зенит. Вокруг было тихо и пусто. В другой раз это пришлось бы кстати: Ката всегда устраивало молчание, одиночество, безлюдье. Но раньше он сам уходил от людей. Сейчас получилось наоборот. Одиночество обернулось непрошеным и нежеланным даром. Хотелось услышать хоть что-нибудь: слово, возглас, вздох. Может, даже песню. Или, на худой конец, стихи. Петер слишком долго был рядом. Болтал, донимал вопросами, встревал в дела. Всё – не вовремя, невпопад. Целый месяц. Он, потом ещё эта девочка…
Сейчас стало тихо.
И пусто.
«Когда я был совсем маленьким, то думал, что сделаюсь смотрителем облаков. Что это будет моя работа – смотреть на облака».
Наверное, сегодня Кат действительно превзошёл себя. Совершил всё, что было возможно, и даже немного больше. Но этого оказалось недостаточно. Потому что Петер с Ирмой ушли, пока он спал, и после них осталась только тишина.
