Петрам устал. Он уже многие годы не позволял себе стоять перед столом так долго, да еще и без перерывов. Конечно, с ним оставались его верные настои и отвары, которые помогали ему держаться, однако под утро даже они не могли справиться с изнеможением. Несмотря на мнимую бодрость, Петрам отключился далеко не в первый раз. Сначала это произошло, когда он разжигал спиртовую горелку, отчего едва не поджег свой рукав. Затем он ненадолго придремал, в очередной раз промывая порошок в щелочном растворе. Ближе к рассвету у него начали путаться мысли, что обернулось потерей драгоценной четверти часа, когда он забыл, в каких пропорциях смешал реагенты и был вынужден готовить новую смесь.

И все же Петрам не останавливался ни на минуту. Слишком уж большой куш стоял на кону. Еще вчера он собирался оставить Денпорт на задворках своей нынешней жизни и осесть в каком-нибудь тихом городке. Благо в срединных землях Колверина такие водились в изобилии. Теперь же перед Масти маячила вполне реальная перспектива организовать свою практику в самом Колвере и заручиться поддержкой целой купеческой гильдии. От него требовалось только закончить все свои дела и по возможности не переходить никому дорогу.

Петрам уперся руками в край стола и опустил голову, чувствуя, как седые, влажные от пота пряди отлипают ото лба. Несмотря на вентиляцию, в лаборатории стоял спертый воздух, пропитанный запахом немытого тела. Все, чего сейчас хотел Масти – вылить на себя несколько ведер теплой мыльной воды и завалиться спать. К сожалению, он не мог позволить себе ни того, ни другого. Если бы не разбитые инструменты и препараты, он бы управился еще до рассвета. Да и сам процесс не требовал бы столь пристального внимания.

Конечно, из того дерьма, что досталось ему от посыльных, сделать первоклассный «шепот», да еще и за ночь, смог бы только Судья. Петрам успел провести лишь первичную очистку от самых вредных и смертельно опасных примесей. От его манипуляций порошок приобрел характерный, слегка голубоватый блеск, лишился едкого запаха и утратил возможность отравить покупателей первой же дозой. В идеале лекарю был необходим еще один день, чтобы довести процесс до конца, но он понимал, что такой роскоши ему не видать. Именно поэтому он и приступил к сушке – завершающему и самому ответственному этапу.

Распределив поблескивающий в свете лампы порошок по гладкой поверхности чугунного противня, Петрам разжег несколько горелок и принялся помешивать зелье деревянной лопаткой. Ни дать, ни взять – самый настоящий повар. Сравнение показалось ему настолько забавным, что он позволил себе легкий смешок. Однако в душе он пытался сохранить ледяную твердость и соколиное внимание… насколько позволял его вымотанный организм. Ведь умудрись он упустить нужный момент… Впрочем, об этом Петрам старался не думать.

2.

Кошмар начался после банального стука в дверь. Ненастный день уже перевалил за свою половину, подарив Масти надежду на то, что Магнус попросту забыл о своей так называемой просьбе. Каково же было его разочарование, когда до затуманенного бессонной ночью разума добрался грохот с прихожей. Именно с этого момента все покатилось кувырком.

Петрам помнил лицо Иворна. Он вообще старался запомнить всех мало-мальски важных людей Крепостного двора на случай, если ему таки удастся пробиться в придворные лекари. Тем не менее он едва узнал человека, переступившего порог его дома. Кто-то очень постарался, украшая физиономию главы Городского сыска синяками, шишками и ссадинами. Иворн был болезненно бледен, слаб и явно страдал от сильной головной боли. Петрам видел, как он закатывает глаза, жмурится после слишком уж резких движений и неосознанно тянет здоровую руку ко лбу. Оставалось загадкой, каким образом он вообще смог добраться до его дома из самой Крепости и остаться на ногах.

Впрочем, поведение Иворна совершенно не соответствовало внешнему виду. Но, несмотря на грозные речи, Петрам не переставал надеяться, что ему не угрожает ничего. В конце концов, он с самого начала понимал, что именно послужило причиной его визита. Ну а сам он что? Оказал помощь раненой леди, повел себя как настоящий профессионал и, к слову, добился немалого прогресса за крайне ограниченный срок. Только вот Иворн придерживался иного мнения.

Когда речь зашла об аресте самого Масти, старик взволновался не на шутку. Он кое-что слышал о конфликте между лордом Траммом и Магнусом, но искренне считал, что находится в стороне от всей этой грязи. Почти все дела, которыми он был связан с советником, имели место задолго до смены правителя. Что же могло привлечь к нему столь пристальное внимание со стороны Крепости?

Проклятый город будто издевался над Масти. Еще вчера у него почти получилось покинуть его гнилые пределы, но визит леди Трамм поставил крест на этой затее. Затем сама Фелиция предложила ему уехать из Денпорта, снова подпалив фитиль надежды на лучшее. Ну а теперь случился целый глава Городского сыска, слова которого выплеснули на едва зародившееся пламя ушат ледяной воды.

После упоминания о пытках лекарь вовсе впал в ступор. Животный ужас обвил его сердце колючей проволокой, впился в руки и ноги, ослабив и без того натруженные мышцы. Успокоительное, которое он принимал последние два дня, приносило с собой чудовищное похмелье и россыпь побочных эффектов, однако сейчас Петрам не отказался бы от двойной дозы. Уж лучше так, чем терпеть весь этот бред.

События, происходящие вокруг него, казались ненастоящими, вырванными из иной реальности. Мог ли хоть кто-нибудь объяснить, чем он заслужил все это? Чем прогневал Судью? Как же ему хотелось, чтобы Фелиция никогда не переступала порог его проклятого дома, ведь, кроме нее, Масти не связывало с ищейками Крепости ничего… Разве что полный поднос второсортного «шепота», подгорающего на противне.

Глаза Петрама расширились, рот приоткрылся в беззвучном стоне. Старика бросило в жар. Казалось, что холодным и липким потом покрылась каждая частичка его измученного тела. «Шепот»… он все еще был там, стремительно превращаясь в горсть ядовитых отходов.

– …а еще лучше – закрой пасть…

Заторможенный мозг Петрама попытался придумать хоть сколько-нибудь достойный повод отлучиться в кабинет, но не смог. Иворн наверняка пошлет с ним своего помощника, а когда тот наткнется на лабораторию…

– …как только мы дождемся повозки…

Резкий стук оборвал гневную тираду Иворна на полуслове. Четыре пары глаз уставились на побитую дверь, которая снова затряслась под ударами могучего кулака.

– Масти, живо открывай! Мы за посылкой! – следующая череда ударов едва не сорвала петли. – Да где тебя носит, старый ты пердун!?

3.

Петрам заметил, как раскрываются губы Фелиции, как она набирает в легкие воздух для крика. Каким-то немыслимым образом Иворн оказался быстрее. Несмотря на свое состояние, он легко выхватил меч из ножен и выверенным движением остановил клинок у самой шеи девушки. Острое лезвие оцарапало нежную кожу, и в ложбинку приподнятой груди скатилась одинокая капля крови.

– Только пискни, – прошипел Хонна, оскалив зубы, – и я располосую тебя, как свинью.