плечу и сказал: «Я закончу игру и поговорю с вами». Позже Норрис вызвал Кавендиша в личные покои, к Генриху, облаченному в подбитую соболиным мехом мантию из рыжего бархата. Как сообщает сам Кавендиш, король, выслушав доклад, целый час «расспрашивал меня о разных сложных вещах, связанных с милордом, и говорил, что не пожалел бы и двадцати тысяч фунтов, лишь бы тот остался в живых»30.

Генрих не обнаруживал прилюдно своего горя, но решил подчинить себе Церковь, которую прежде возглавлял Уолси. В декабре 1530 года, по наущению Кромвеля и под воздействием антиклерикализма, порожденного Великим делом, он предъявил обвинения пятнадцати представителям высшего духовенства – согласно Статуту о превышении власти – за то, что те признали незаконные притязания Уолси на руководство Церковью.

После этого сенсационного происшествия Генрих вместе с королевой отправился на рождественские торжества в Гринвиче. Анна Болейн оставалась в тени. Не так давно она предстала в глупом виде, взяв себе девиз, который долгое время использовала императорская фамилия, и приказав вышить его на дублетах своих слуг. Анна провела юные годы при дворе Маргариты Австрийской и, вероятно, хорошо понимала смысл своих действий, однако этот дерзкий шаг вызвал ответную реакцию – люди начали смеяться над ней, и девизы пришлось срочно спороть31. Тем не менее накануне Нового года Анна вернулась ко двору, и королю пришлось дать ей сто фунтов на покупку ему подарка32. В феврале 1531 года они вместе посетили сэра Николаса Кэрью в его суррейском поместье Беддингтон-парк.

Англия стояла на пороге Реформации, и Анна, без сомнения, использовала все свое влияние для защиты собственных интересов и торжества религиозного реформаторства, побуждая короля не сворачивать с нового пути.

39

«Оскорбительные речи»

К началу 1531 года Кромвель сделался одним из членов Тайного совета, стоявших ближе всего к королю, и стал оказывать заметное влияние на его действия, будучи приверженцем суверенного государства, которое зиждется на парламенте, законе и эффективном управлении. В феврале того же года священнослужители, обвиненные согласно Статуту о превышении власти, покорились королю, выплатили огромные штрафы и признали монарха верховным главой Церкви Англии, «насколько это допускает закон Христа». Титул был предложен архиепископом Уорхэмом, а оговорка – епископом Фишером, который стал одним из главных оппонентов Генриха. Король не порвал с Римом, но временно возглавил Английскую церковь: вызов духовной власти папы еще не был брошен.

Два месяца спустя новый верховный глава принялся расширять и переустраивать Йорк-плейс, задумав сделать дворец своей основной лондонской резиденцией. Для разбивки огромного сада были приобретены и снесены соседние здания. Поперек главной дороги, делившей надвое дворцовую территорию (нынешней Уайтхолл-роуд), возвели гейтхаус, облицованный разноцветным кирпичом, уложенным в шахматном порядке, – с зубчатыми стенами, эркерными окнами, эмблемами Тюдоров и терракотовыми медальонами, изображавшими римских императоров. Позже это сооружение станет известно как «ворота Гольбейна», хотя нет никаких свидетельств того, что знаменитый мастер работал над ними. Правда, Гольбейн отвечал за отделку потолков в отстроенной новой длинной галерее, которая начиналась в Эшере, проходила через воротное сооружение и соединяла старый дом Уолси с личными покоями короля в новых зданиях. К северу от дворца раскинулся личный сад, к югу – плодовый. Король, сохранивший в неизменном виде главный холл и церковь, создал для себя новые апартаменты, все комнаты которых располагались на одном этаже; работы над ними завершились к октябрю 1532 года. Средневековый дворец Кеннигтон к югу от Темзы был разобран, камни его кладки использовали для возведения новых строений в Йорк-плейсе.

Позже по желанию Генриха на берегу Темзы близ дворца устроили набережную. Кроме того, для короля соорудили особую лестницу, к югу от главной дороги возвели еще один гейтхаус в классическом стиле – Королевские ворота, а бывшие покои Уолси превратили в апартаменты для Анны Болейн.

Йорк-плейс (известный ныне как Уайтхолл) стал самым большим дворцом в Европе. Он состоял из множества помещений – великолепных парадных апартаментов, квартир для придворных и служебных корпусов, – которые располагались вокруг нескольких внутренних дворов. Стены внутри комнат были расписаны черно-белыми квадратами и гротескными мотивами тех же цветов. Комнаты самого Генриха в восточной части дворца, выходившие на Темзу, отличались невероятной роскошью: в его личных покоях стоял алебастровый фонтан, а во всех главных помещениях имелись высокие эркерные окна и потолки, которые Клемент Армстронг «великолепно отделал камнем с позолотой»1; «на деревянных панелях была вырезана тысяча прекрасных фигур»2. В окнах сверкали стекла с геральдическими знаками, над которыми трудился Галион Хоне, на стенах висели портреты королей.

Внутри находилось «множество единственных в своем роде удобных вещей, наиболее подходящих для такого благородного принца и его исключительного комфорта, досуга и покоя»3. Для королевской спальни в течение десяти месяцев изготавливали «огромную кровать из древесины грецкого ореха»4, которую покрывал позолотой Эндрю Райт, один из художников-декораторов короля. Она обошлась Генриху в 83 фунта 3 шиллинга и 10 пенсов (24 957,5 фунта стерлингов). Известно, что в Йорк-плейсе на протяжении 1531–1532 годов работали Лукас Хоренбоут и выдающийся художник и гравер Джон Беттес-старший, который помог написать фреску со сценой коронации Генриха5.

Многое из этого делалось «для удовольствия Леди»6, однако Анна Болейн утратила расположение многих своих сторонников. В июне 1532 года она поругалась с сэром Генри Гилдфордом, который осмелился в ее присутствии похвалить королеву, и «грозила ему очень яростно», что, когда сама станет королевой, накажет его и лишит должности ревизора. Гилдфорд язвительно ответил, что нет нужды ждать так долго, и немедленно подал в отставку. Король уговорил его пересмотреть это решение, посоветовав «не слушать женскую болтовню», и хотя Шапюи утверждает, что Гилдфорд ответил отказом, в какой-то момент он, должно быть, смягчился, так как оставался в должности до самой смерти7.

В июне и июле Генрих с Анной охотились, сопровождаемые только сэром Николасом Кэрью и еще двумя помощниками8. До того времени король и королева соблюдали уговор: раз в несколько дней посещать друг друга, создавая видимость приличий. Генрих всегда относился к Екатерине «с уважением и иногда обедал с нею»9. Однако теперь он решил, что они должны расстаться навсегда. В пятницу, 14 июля, он уехал из Виндзора в Вудсток с Анной и Кэрью, даже не попрощавшись с Екатериной. Он лишь оставил распоряжение о том, что она должна переехать со своим двором в Мор, не писать ему и не видеться с дочерью Марией.

В Море Екатерина по-прежнему жила как королева, двор ее состоял из двух сотен человек, но мало кто из придворных приезжал