Ночью пожарные ехали с пылающими факелами из ведерок с керосином на палках, и это было феерическое, даже какое-то адское, зрелище, в особенности в темную ночь. Факелы были оригинальным, неизвестным ранее нововведением Власовского. Его же нововведением были трубные сигналы при пожарах: сигнальный рожок тревожно звучал при проезде обоза, чтобы издали предупредить экипажи и пешеходов на перекрестках улиц, а команда при тушении пожара от распоряжавшегося тушением брандмайора или самого обер-полицмейстера, при котором выезжали на пожар два верховых горниста, передавалась трубными звуками, сигналы эти повторялись порой стами частей, так что разыгрывалась как бы целая симфония. В Москве и раньше всегда были любители пожаров, старавшиеся не пропустить ни одного сколько-нибудь большого пожара, по крайней мере в своей округе. Теперь тушение пожара стало художественным зрелищем, сопровождающимся музыкой, и хотя полиция деятельно разгоняла праздных зрителей с пожара, однако на пожары всегда собиралась большая толпа народа.

Крутые и энергичные действия обер-полицмейстера с первых же дней его появления заставили о нем много говорить в Москве. Он скоро стал анекдотическим человеком, предметом рассказов. Невысокий, невзрачный, с какого-то черного цвета гарнизонной физиономией, с усами без бороды, с пристальным злым взглядом, которым он, казалось, видел сквозь землю на три аршина и там следил, нет ли каких-нибудь беспорядков, он целый день и всю ночь летал по городу на своей великолепной паре с пристяжной, зверски исподлобья высматривая этих нарушителей порядка, и немилосердно попавшуюся жертву казнил.

С ним рядом в его небольшой открытой пролётке, зимой в санях, почтительно сидел чиновник его канцелярии в гражданском форменном пальто; на обязанности этого чиновника было записывать виновных в нарушении правил извозчиков, дворников, городовых, околоточных, а также вообще замеченные беспорядки на улицах в особую книжку, которую в полицейских кругах называли «паскудкой», для наложения штрафов. С молниеносной, прямо сказочной быстротой носился он из одного края города в другой. У него было несколько пар выездных лошадей, одна другой лучше, и каждой доставалась ежедневно большая работа.

Его кучер, образец древнерусской красоты, высокий, плечистый, с широкою бородой, орал так, что было слышно с одного конца Тверского бульвара на другой, но, вероятно, и он один с этою работою не справлялся и имел помощника. Когда Власовский спал, совершенно неизвестно. Говорили, что он, когда придется не раздеваясь, садился в кресла и так дремал часа четыре в сутки, остальное время посвящая службе. Впрочем, к обеду, который ему приносили из ресторана «Эрмитаж», так как был холост и своего хозяйства не вел, приглашались его приближенные люди; с ними он напивался коньяком, но пьян никогда не бывал, так как поглощал алкоголь, как губка, и алкоголь на него не действовал. После обеда или ужина освежаясь, ездил всю ночь по городу. В приказах его отмечались замеченные им при проездах нарушения полицейской службы в 2, в 3, в 4, словом во все часы ночи в самых различных частях города.

Неудивительно, что извозчики, сторожа и полиция терпеть его не могли и трепетали перед ним, извозчики с ненавистью говорили о нем с седоками. Налеты его были самые неожиданные, а в приказах он умел не только немилосердно казнить, но и с жестоким сарказмом высмеять казнимого. Мне запомнился, например, такого рода его приказ: «В четыре часа утра такого-то числа при приезде моем в Петровско-Разумовский участок дежурный околоточный, снявши шапку и шашку, облокотясь на стол, спал и при входе моем не рапортовал мне о состоянии участка». Ясно, что не рапортовал, когда спал. Можно себе представить состояние духа околоточного, когда он, проснувшись, узрел перед собою нежданного посетителя.

Требовательность свою он доводил иногда до нелепости. Ради какого-то эстетизма он, например, требовал, чтобы откосы тротуаров были посыпаны желтым песком. Действительно, в улице, окаймленной двумя желтыми лентами, было что-то красивое, но это была обременительная повинность для домовладельцев, и не только ненужная, но и вредная. Дождь сносил песок по желобкам улиц в водостоки, которые сооружала городская управа, и водостоки засорялись. Обер-полицмейстер штрафовал домовладельцев за непосыпку откосов песком, а городская управа привлекала к суду мирового судьи тех, которые посыпали.

Поддерживал Власовского исключительно великий князь Сергей Александрович. В петербургских высших сферах он расположением не пользовался, чему доказательством служит то, что его не производили из полковников в генералы, как бы следовало, потому что должность обер-полицмейстера была генеральского ранга, и он все время был и подписывался не обер-полицмейстером, а только исправляющим должность обер-полицмейстера. Жесткое его правление продолжалось до 1896 г. и оборвалось сразу, также в связи с ходынской катастрофой. От него рады были отделаться, и он получил отставку, так и оставшись полковником.

Городское хозяйство вели органы городского самоуправления, или, как тогда говорили, городского общественного управления: распорядительный орган — городская дума и исполнительный — избираемая думой городская управа. Во главе той и другой стоял избираемый думой городской голова. По городовому положению 1870 г. московская дума состояла из 180 гласных. Правом избирать гласных и быть избираемыми в гласные пользовались все плательщики городских налогов до самых мелких, например, приказчиков, уличных разносчиков, торговавших с лотков, и др.

Вся сумма городских налогов делилась на три доли. Параллельно с этим составлялся список плательщиков налогов по величине платимого каждым налога, начиная с самых крупных, в нисходящем порядке, и этот список также подразделялся на три группы, так что на каждую группу приходилась 1/3 городского налога. Каждая группа избирала по 60 гласных. Ясно, что первая группа — крупных плательщиков — была самою немноголюдной; в нее входили крупные фабриканты, заводчики, крупные коммерсанты и домовладельцы. Третья группа была, наоборот, самая многолюдная, включала в себя мелких домовладельцев, мелких ремесленников и торговцев. Платимая ею 1/3 городского налога составлялась из многого множества мелких платежей. Вторая группа занимала среднее место. Таким образом, преимущественное право на участие в городском управлении закон отдавал наиболее богатому классу городского населения: немногочисленные избиратели этого класса посылали в думу 60 человек. Наоборот, несколько тысяч плательщиков третьей курии избирали также 60 человек. Тем не менее эти мелкие домовладельцы — мещане, ремесленники и торговцы — проникали в думу; она не оставалась для них закрытой. Из них выходили иногда гласные, увлекающиеся городскими делами, бескорыстно посвящавшие им значительную долю своего времени и внимания. В 80-х годах известен был гласный Д. В. Жадаев, мелкий лавочник по профессии, человек весьма малообразованный, но внимательно вникавший в каждое городское дело, постоянно выступавший в заседаниях думы с речами, произносимыми довольно нескладно, но горячо и направленными на то, чтобы не тратить зря и беречь каждую городскую копейку. Он