С 80-х годов город стал строить особые казармы для городовых, и будки были уничтожены. Над обыкновенными городовыми начальствовали «старшие городовые», носившие пальто серого офицерского цвета и узенькие, в половинную ширину офицерских, серебряные погоны.

В полицейском и в пожарном отношении город подразделялся на части, те же, на которые подразделяется и теперь: Городская, Тверская, Пречистенская, Хамовническая и т. д., а каждая часть делилась на кварталы. Во главе квартала стоял «квартальный надзиратель», а во главе части «частный пристав». С начала царствования Александра III этот полицейский строй был изменен на манер существовавшего тогда в Петербурге: кварталы уничтожены, части подразделены на участки, частные пристава отменены, во главе участков поставлены «участковые пристава», а вместо старших городовых заведены «околоточные» во главе околотков, на которые подразделялся участок. Тогда же установлено было очередное дежурство дворников в шапках с бляхами и со свистками у ворот по ночам.

Помощниками обер-полицмейстера были три полицмейстера, между которыми была поделена территория города. В Москве в 70-х и 80-х годах пользовался популярностью полицмейстер полковник Николай Ильич Огарев, занимавший эту должность более четверти века. Он жил в Староконюшенном переулке. Всем знакома была его высокая плечистая фигура с длиннейшими на мало-российский или польский манер свешивавшимися усами. Он считался, между прочим, специалистом по укрощению студенческих беспорядков, приобретя в этом деле опытность благодаря многолетней практике. Университет был на территории, относившейся к ведению Огарева. Кажется, большими умственными свойствами он не отличался, но любим был за добродушие.

Мой дядюшка Андрей Михайлович Богословский, помощник университетского врача и субинспектор в университете, памятный многим студентам-медикам, проходившим через его руки, большой острослов и шутник, необыкновенно комично изображал фантастическое, конечно, совещание, которое будто бы созвал у себя раз генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков по вопросу о том, как быть и что делать, если опять французы придут на Москву, и когда будто бы он обратился к Огареву: «Огарев, а ты как думаешь?», — то Огарев выступил с советом стрелять по наступающим французам из Царь-пушки; но когда ему заметили, что ведь у Царь-пушки всего только четыре ядра, то он ответил: «А я буду посылать пожарных таскать их назад». Se non’e vero, é ben trovato.

Обер-полицмейстер жил в особом, специально для него назначенном двухэтажном с мезонином доме на Тверском бульваре против Богословского переулка, о чем свидетельствовала и надпись на доме: «Дом московского обер-полицмейстера». Дом этот сохранился и доныне таким, как был; только уничтожен высокий шест, какие бывали на пожарных каланчах, на котором вывешивались во время пожара пожарные сигналы: днем — черные шары и кресты, а ночью — фонари, так же как это делалось и на каланчах пожарных частей, причем каждая часть обозначалась особым числом шаров. Должность обер-полицмейстера занимали генерал-майоры «свиты его величества», обыкновенно из средних дворянских фамилий. В 70-х годах сидел обер-полицмейстером Н. У. Арапов, затем Е. К. Юрковский, А. А. Козлов. Все это были самые обыкновенные, бесцветные, с монотонным однообразием один другого повторяющие начальники. Они ездили по Москве, обращая на себя внимание особой запряжкой своих экипажей: летом в небольшой пролетке без верха, зимой в одиночных санях «на паре с пристяжной», как тогда говорилось: одна лошадь впрягалась в оглобли, а другая пристегивалась к ней с правой стороны на свободных постромках и бежали хорошей рысью, изящным изгибом извивая шею, что особенно и ценилось в таких пристяжных. Вечера эти обер-полицмейстеры проводили в гостиных среднего московского дворянского круга, с которым были связаны нитями родства и знакомства, или в Английском клубе.

Об обер-полицмейстере Козлове припоминаю следующий анекдот. Он был холост, и дамой его сердца была очень известная в Москве великосветская фешенебельная портниха Мамонтова, жившая там же на Тверском бульваре, где находился и обер-полицмейстерский дом. Сначала она жила на той же стороне бульвара, а потом переехала на противоположную. Вдруг в издававшемся тогда юмористическом журнале «Будильник» появилась картинка, изображающая козла, важно идущего через бульвар с надписью: «Прежде козел ходил по бульвару, а теперь стал ходить через бульвар», — или что-то в этом роде.

Перечисленные обер-полицмейстеры вели спокойный образ жизни и не увлекались никакими реформами, хотя, конечно, не могли не видеть многочисленных недочетов и в полицейском благосостоянии города, и в нравах подведомственной им полиции. Город был пылен и грязен, мостовые были из рук вон плохи, тротуары невозможны, улицы не убирались и не подметались и т. д. Полиция же брала, брала самым открытым и, казалось, узаконенным образом взятки. Как в древние времена «кормлений» княжеских наместников и волостелей, полицейским чинам, начиная от частного пристава и кончая последним паспортистом, прописывавшим в квартале паспорта, домовладельцы посылали с дворниками два раза в году на праздники рождества Христова и пасхи конверты со вложением разных сумм денег, смотря по должности берущего и по доходности дома или по степени состоятельности домовладельца. В большей степени были обложены такими сборами торговые, промышленные заведения, трактиры, гостиницы и пр. В расходных домовых книгах можно было встретить, кроме того, такие записи: «Частному приставу в день его именин» и т. д. Без таких поборов совершенно немыслимо было представить себе полицейского чина того времени, до того веками укорененная взятка была в нравах полиции. Перемены, произведенные в начале 1880-х годов с учреждением участковых приставов, с уничтожением квартальных и с заведением околоточных, не изменили сути дела: участковые пристава и околоточные надзиратели с честью продолжали традиции предков. Впрочем, к восполнению скудного жалованья поборами с обывателей приводила сама сила вещей, потому на эти поборы и начальство и обыватели смотрели снисходительно. Околоточный получал жалованье 50 рублей в месяц, но должен был носить в приличном виде форменное платье, без заплат и без потертых локтей, и это уже одно стоило недешево.

Всей этой полицейской патриархальности разом был положен конец с появлением в Москве обер-полицмейстера А. А. Власовского, назначенного на этот пост одновременно с назначением великого князя Сергея Александровича генерал-губернатором. До того он служил полицмейстером в Риге и обратил на себя внимание своими выдающимися полицейскими талантами. Действительно, это был выдающийся талант, можно сказать виртуоз в своем деле, большой художник, умевший придать своему делу свою особую красоту, полицейский эстет своего рода. Его нововведения оказались очень прочны. Многое остается до наших дней. Только что вступив в должность, он энергично повел дело и тотчас же дал почувствовать свою властную руку. Он начал с внешнего порядка в городе. Незаметные прежде постовые городовые, нередко стоявшие у чьих-нибудь ворот и проводившие время в добродушных беседах с кухарками и прочей прислугой, поставлены были теперь на перекрестках улиц и должны были на больших улицах руководить и управлять уличным движением. Всякие «праздные разговоры», как