Мой процесс борьбы со срывами был неприглядным. Не было волшебной таблетки, каникул в спа и мгновенного преображения.

Процесс преобразований продолжается даже сейчас. Я по-прежнему испытываю тревогу и переживаю стрессы, иногда я срываюсь, но теперь я знаю, что не должна копить в себе всякую гадость, чтобы в итоге меня прорвало. Мне помогают кофеин, медитация, ежедневная физическая активность и отход ко сну не позже десяти вечера. Я гуляю недалеко от дома и занимаюсь йогой по видеороликам вместе со своим несносным котом, мешающим мне делать позу собаки. С тех пор как я стала мамой, пособие «Как ухаживать за Карлой и поддерживать ее в порядке» увеличилось в объеме и обросло подробностями, но, когда я следую ему, моя жизнь и воспитание детей проходят легче и веселее.

Почему я срывалась

Родительские триггеры

Я впервые поняла, что со срывами нужно что-то делать, в тот день, о котором рассказывала во введении. Мои дочери тогда были совсем маленькими (может быть, им было два или три года), и у нас выдался тяжелый вечер. Они не слушались, я разозлилась и огрызнулась на них, они заплакали, я почувствовала себя ужасно, они снова не послушались, я прикрикнула на них, они заревели еще сильнее — ну а дальше можете себе представить. В конце концов я сдалась и усадила их смотреть мультик. Когда я включила телевизор, это лишь усугубило мой стыд, так как мне казалось, что я: а) вознаграждаю их за плохое поведение, хотя, если подумать, их плохое поведение было не чем иным, как ответом на мое плохое поведение, и б) экран телевизора уничтожал их маленькие мозговые клетки, а ведь они могли бы строить башенки из деревянных кубиков ручной работы! Но я решила, что лучше пусть смотрят мультики, чем слушают мои бесконечные вопли, — даже если мультики вредны, я не знала, как поступить иначе. Я посадила детей на диван, накрыла их теплым пледом, обложила мягкими игрушками, а сама села за компьютер и стала гуглить «как перестать орать на детей». В тот вечер я составила список всего, что буду делать вместо криков. Я была готова измениться.

Буквально на следующий день или через день я снова сорвалась, но на этот раз к чувству вины добавились угрызения совести из-за того, что я не смогла придерживаться своего плана. Как у других родителей получалось оставаться спокойными и счастливыми, в то время как я ору почти каждый день? (Спойлер: никак.) Что со мной не так? (Спойлер: все так. Срывы — не слабость характера.) Почему я не могла быть спокойной, терпеливой, внимательной к детям в трудные минуты? (Спойлер: потому что тогда у меня еще не было нужной информации и меня никто не поддерживал.) Допустим, быть спокойной и терпеливой — слишком нереалистичное требование, но почему у меня не получалось хотя бы не орать? Вот просто закрыть рот и молчать? (Ответ: потому что даже такое маленькое усилие воли гораздо сложнее, чем кажется.)

Тогда я не понимала, но теперь знаю, что моя раздражительность, нетерпение, фрустрации и крики вовсе не были основной проблемой. Нет, конечно, были, но точнее следовало бы назвать их проблематичными симптомами. Так мой мозг и тело реагировали на постоянные триггеры. Теперь, хорошенько поразмыслив над этим, я могу назвать четыре главных триггера.

Собственно рождение ребенка. Через несколько часов после рождения дочери я позвонила своему деду и сообщила хорошую новость. «Что ж, — мрачно проговорил он, — это кризис, но ты справишься». Тогда я еще не понимала, что значат его слова, поэтому списала все на ворчание вечно недовольного старика. Теперь я знаю, что он один сказал мне правду. Ежедневная рутина ухода за младенцами и тоддлерами — самый настоящий кризис, и для большинства людей, включая вашу покорную слугу, он связан с радикальными изменениями в жизни. Детям все время что-то надо, они непредсказуемы и неудобны, а я не была готова ни к первому, ни ко второму, ни к третьему.

Рождение ребенка перевернуло всю мою жизнь, повлияло и на научную карьеру, и на профессиональные планы, и на отношения. Я не рассчитывала, что материнство будет волшебной сказкой, но и не предполагала, что моя жизнь настолько радикально изменится. Я словно вернулась в колледж, на первый курс: никого не знаешь и пытаешься завести новых друзей, не понимаешь, что надо от жизни, и в какую сторону ни посмотри — рядом кого-то тошнит. Вот только теперь роль взрослой должна была играть я, а не кто-то другой.

Дополнительным осложняющим фактором стало то, что я сама росла в неблагополучной семье; я прошла через все: неоднократные разводы обоих родителей, их наркотическую зависимость, психические заболевания, постоянные вопли; меня надолго забирали у матери и отца. И хотя теперь родителем была я, сам факт наличия в моей жизни детско-родительских отношений превратился в триггер, запустивший множественные реакции, причем большинство этих связей я даже не отслеживала. Я знала, что со мной что-то происходит, но не догадывалась почему.

Тревожность. В конце октября 2008 года я вернулась домой из роддома со здоровым ребенком и сильнейшей послеродовой тревожностью; впрочем, об этом я даже не догадывалась (я имею в виду тревожность, а не ребенка). Я жила в постоянном страхе, вплоть до того, что начала спускаться по лестнице, съезжая на попе, так как боялась споткнуться и упасть с ребенком на руках.

Особенно хорошо мне запомнился один случай, когда дочери было около шести месяцев. Вечером, перед тем как лечь спать, я, как обычно, зашла к ней в комнату проверить, дышит ли она. Как и во все другие дни, ее маленькая грудь поднималась и опускалась в медленном размеренном ритме. Я на цыпочках вышла, закрыла дверь и легла спать. Почти тут же в моей голове нарисовался сценарий, как моя дочь перестает дышать и мне приходится вызывать 911. Врачи скорой помощи вбегают в дом, но запинаются за обувь и зимние куртки, сваленные на лестнице в крошечной прихожей. Они не успевают помочь ребенку вовремя, а все потому, что я не убрала одежду.

Так я лежала несколько часов, думая о том, что надо бы пойти убраться. И одновременно беспокоилась, что разбужу мужа, который устал не меньше моего. При этом я знала, что с ребенком все в порядке и скорая не должна приехать к нам с минуты на минуту. Но ужасная парализующая мысль, что дочь перестанет дышать, пока я лежу и накручиваю себя всю ночь, и мне надо бы проверить, как она (иначе к чему все эти терзания?), не давала мне покоя. Однако если бы я встала с кровати, я бы тем самым признала, что мои мысли и чувства стали совершенно неконтролируемыми. Я попыталась убедить себя в том, что все хорошо, но ничего не вышло; я продолжала лежать и представлять грузных врачей скорой помощи в синей форме, которые спотыкаются о мои зимние ботинки, кроссовки и розовые мокасины, взбегая по лестнице, чтобы спасти моего бездыханного ребенка. Итог можете себе представить: я не спала всю ночь и многие другие ночи тоже. В голове постоянно крутились думы и тревоги обо всем ужасном, что может случиться с моим ребенком.