Шрифт:
Закладка:
Я поняла, в чем заключаются мои родительские трудности. Вам, наверное, кажется, что поскольку я специалист в сфере психического здоровья, то должна была как-то «сама догадаться» об этом. Но нет. В том, что касается воспитания детей, я была как тот ленивый учитель физкультуры, что горазд раздавать советы, но сам не применяет их на практике. На сеансах психотерапии мы говорили о моем детстве, и благодаря этим беседам я поняла, почему мои тревожные кнопки стали именно такими и какая динамика и поведение заставляют их вспыхивать, а меня — реагировать. Я смогла разобраться в ситуациях, которые раньше казались мне непредсказуемыми и неконтролируемыми, в том числе в причинах моих срывов на детей.
Психотерапевт помог мне взглянуть на ситуацию объективно. Одна из главных проблем современных тревожных родителей, помешанных на самопомощи в наш век круглосуточных новостей, экспертов по воспитанию и соцсетей, — это постоянный поток чужих мнений, что нужно и что не нужно делать. А еще непрерывная информация обо всех нежелательных последствиях для наших детей, если мы не будем все делать правильно. Причем нередко эти мнения ничем не обоснованы и противоречат друг другу. На меня ежедневно обрушивался целый шквал таких мнений, и в результате я совершенно потеряла способность объективно оценивать что-либо. Мой родительский компас превратился в GPS-навигатор, которому постоянно приходилось перестраивать маршрут, отправляя меня в разных направлениях, причем ни одно из них не приводило туда, где мне хотелось оказаться. На сеансах мы проанализировали многие советы по воспитанию, мои тревоги и беспокойства и разложили весь этот умственный хлам по полочкам, как в том телешоу, где в дом хламужника приезжают специалисты по уборке и наводят порядок. В итоге я каждую неделю выходила из кабинета психотерапевта с несколькими полезными мыслями, которые помогали мне продержаться до следующего сеанса, а все ненужное оставляла на полу ее кабинета в метафорическом мусорном мешке с пометкой «на выброс».
Я освоила навыки и стратегии управления триггерами и поведения в сложных ситуациях. Эти крохотные шаги привели к большим изменениям. Например, когда мои дочери были еще совсем маленькими, у моей подруги часто случались кризисы и она звонила мне по вечерам, когда я была больше всего занята. Я беспокоилась о ней, поэтому отвечала на звонки, даже если готовила ужин, меняла подгузники и разнимала детей, дерущихся из-за лего-принцессы. Я выслушивала ее жалобы на жизнь, и это повышало мою тревожность; после разговоров с ней, повесив трубку, я часто срывалась на девочек. Сейчас я вижу четкую связь между этими разговорами и последующими срывами, но тогда это не казалось мне очевидным. Только проговорив эту ситуацию на сеансах психотерапии, я поняла, как одно приводило к другому. Моя врач мягко предложила не отвечать на звонки подруги, когда я занята с девочками, а перезванивать ей позже, когда у меня будут время и силы поговорить с ней. И мне стало гораздо легче справляться с вечерними заботами.
Мой родительский компас превратился в GPS-навигатор, которому постоянно приходилось перестраивать маршрут, отправляя меня в разных направлениях, причем ни одно из них не приводило туда, где мне хотелось оказаться.
По совету врача я начала принимать лекарство от тревожности. Когда это произошло, я ходила на терапию уже десять лет с переменной частотой, но вопрос медикаментозного лечения не вставал ни разу — до тех пор, пока я не рассказала о навязчивом страхе школьной стрельбы. По утрам после того, как я отвозила девочек в школу, я сидела в машине и подолгу смотрела на небо. Раньше солнечные дни наполняли меня радостью и спокойствием, но теперь казались предвестниками беды. Какой прекрасный день, думала я, именно в такие дни какие-нибудь психи обычно заявляются в школу с полуавтоматическим оружием и всех расстреливают. Сердце начинало биться сильнее, дыхание учащалось, и приходилось бороться с желанием ворваться в школу, схватить своих девочек и увезти их куда-нибудь. В Англию, твердила я. Мы переедем в Англию, в маленькую деревушку. Там никто не стреляет в школах, язык мы уже знаем, а чай я со временем полюблю. В конце концов я успокаивалась и ехала по своим делам, но тревожные мысли преследовали меня все чаще, накатывали все более непредсказуемо и вызывали сильное беспокойство. Я устала от них.
И все же я сомневалась в лекарствах. Несмотря на то что я своими глазами видела, как менялась жизнь моих клиентов после медикаментозной терапии, меня волновали «побочки» и возможный синдром отмены. Но я доверяла своему врачу и по ее совету записалась к медсестре психиатрического отделения. Та задала мне пару вопросов и порекомендовала антидепрессанты, которые обычно прописывают при тревожности.
Но теперь, когда я взрываюсь, я нахожу в себе силы подышать, станцевать дурацкий танец, извиниться перед детьми и отнестись с сочувствием к ним и к самой себе.
И мне помогло. Уже через неделю я заметила существенные улучшения. Пугающие мысли теперь появлялись намного реже. Я стала лучше спать, ослабло физическое напряжение. Но главное — я стала получать гораздо больше удовольствия от отношений с детьми. У меня появилась энергия, стало легче находиться рядом с ними, ведь я уже не была постоянно натянута как пружина, не раздражалась в ответ на их непредсказуемое поведение и не переживала, что все делаю неправильно. Мне стало легче думать, и я смогла применить стратегии и практики заботы о себе, о которых узнавала все больше. Я принимала лекарства примерно год, а потом постепенно отменила препарат под контролем психиатрической медсестры.
Предупреждение
Мне помогло медикаментозное лечение, но прошу: не надо сейчас же отшвыривать эту книгу в сторону и бежать к врачу за рецептом. Я уже это говорила и повторю: нет никакой волшебной таблетки, секретного способа измениться в одночасье или 27-ступенчатой программы всего за $19.95, которая поможет перестать орать и превратит вас в идеального родителя всего за один день. Нет такого, так что даже не пытайтесь искать. Медикаменты были лишь элементом, который помог собрать большой пазл. Сон, физическая активность, забота о себе, поддержка психотерапевта и близких — без них я бы не справилась.
А теперь расскажу немного о своем нынешнем состоянии. Я сплю хорошо почти каждую ночь. Я сбросила почти весь набранный вес и больше не принимаю антидепрессанты. Я по-прежнему реагирую на триггеры, но теперь я хорошо с ними знакома и понимаю, какие из них приводят к срывам и как это происходит. Я знаю, что мне нужно спать, нужно заниматься спортом и всегда носить с собой перекус; что я должна разговаривать с друзьями, много смеяться, и все перечисленное — не баловство, а абсолютная необходимость, если я и дальше хочу воспитывать детей, не срываясь на них. Я также знаю, что воспитывать детей нелегко и всегда будут дни, когда не удастся придерживаться плана, или дни, когда случится что-то непредсказуемое и я сорвусь. Но теперь, если подобное происходит, я нахожу в себе силы подышать, станцевать дурацкий танец, извиниться перед детьми и отнестись с сочувствием к ним и к самой себе.
А главное, я больше не верю, что срывы объясняются слабостью характера и можно сохранять спокойствие усилием воли. Я рассматриваю срывы как симптом, красный флажок, сообщающий, что я должна лучше заботиться о себе, обращаться за поддержкой, а в крайних случаях признавать свое поражение и включать мультики (и я больше не воспринимаю детей перед телевизором как свое личное упущение). Я владею всеми необходимыми навыками и стратегиями восстановления.
