На выборах в Учредительное собрание (УС) победу одержала Партия социалистов-революционеров (ПСР), получившая 39,5 % голосов избирателей. На 2-м месте большевики – 22,5 %, на 3-м – ПНС. Увидев, что выборы не принесли им победу, большевики резко изменили отношение к Учредительному собранию. Они прошли путь от полной его поддержки до заявления о его контрреволюционности и буржуазной сущности. Политика большевиков в отношении Учредительного собрания является замечательным примером их демагогической эквилибристики. В первых обращениях нового правительства 26 октября одной из главных целей переворота объявлялась немедленная передача всей власти Советам и созыв Учредительного собрания. После того, как стал известен результат выборов, Ленин заговорил другим языком: «Если брать Учредительное собрание вне обстановки классовой борьбы, дошедшей до гражданской войны, то мы не знаем пока учреждения более совершенного для выяснения воли народа. Но нельзя витать в области фантазий. Учредительному собранию придется действовать в обстановке гражданской войны. ‹…› Нет-с, извините! Его задумывали против народа. Мы делали переворот для того, чтобы иметь гарантии, что Учредительное собрание не будет использовано против народа, чтобы гарантии эти были в руках правительства»[97].

Становилось все более ясно, что большевики готовят разгон УС. 23 ноября был образован Союз защиты УС во главе с эсером В. Н. Филипповским, лейтенантом флота. В тот же день в газете «Правда» Ленин писал: «Лозунг „Вся власть Учредительному собранию“ не считающегося с советской властью ‹…›. Такой лозунг стал на деле лозунгом кадетов и калединцев и их пособников. Для всего народа становится ясно, что этот лозунг фактически означает борьбу за устранение советской власти»[98]. Временное правительство еще до свержения объявило, что Учредительное собрание откроется 28 ноября. В ответ 26 ноября был опубликован декрет Совнаркома, что УС может открыться только уполномоченным правительства при наличии кворума в 400 депутатов. Хотя Дыбенко было приказано привести к 28 ноября дополнительно несколько тысяч матросов, охрана Таврического дворца от депутатов была возложена на латышских стрелков. Депутат УС, эсер П. А. Сорокин описывал события этого дня: «Толпы людей ‹…› приветствуют высшую власть в стране, настоящий голос народов России ‹…›. Но когда депутаты толкнулись в ворота дворца, они обнаружили их запертыми и охраняемыми вооруженными до зубов латышскими стрелками. Надо было что-то немедленно предпринимать. Вскарабкавшись на железную ограду дворца, я обратился к народу, а другие депутаты в это время перелезали через ограду во двор. Им удалось отпереть ворота, и толпа ворвалась во двор. Ошеломленные дерзостью маневра, латышские стрелки колебались, и в результате двери дворца открылись, и мы вошли внутрь, сопровождаемые множеством горожан»[99].

Часто приходится слышать аргумент, что история не знает сослагательного наклонения. Я не буду оспаривать это банальное утверждение. Но я глубоко уверен, что, если бы Таврический дворец охраняли матросы, они, не колеблясь ни секунды, открыли бы огонь. А если бы 5 января 1918 г. на углу Литейного и Невского проспектов стояли бы не матросы, а латышские стрелки, то толпа бы прорвалась к Таврическому дворцу, и латыши ни за что не выполнили бы не очень уверенное распоряжение Ленина (об этом ниже).

Так как в Таврическом дворце собралось всего 50 депутатов, то было решено отложить официальное открытие УС. В указе ВЦИК была названа новая дата его открытия – 5 января 1918 г.

Большевики, наученные горьким опытом 28 ноября, решили сменить охрану Таврического дворца. Вместо латышских стрелков охрана была возложена на балтийских матросов, готовых исполнить любой, самый жестокий приказ. Руководитель Комитета по борьбе с погромами, близкий друг Ленина, В. Д. Бонч-Бруевич собрал отряд из 200 матросов с крейсера «Аврора» и броненосца «Республика» во главе с анархо-коммунистом А. Г. Железняком (Железняковым). 1 января они сменили охрану дворца. Всего в Петроград было стянуто около 5 тыс. балтийских матросов.

Большевики совершенно не скрывали своих намерений и планов в отношении УС. Основную деятельность по защите УС развернула военная комиссия ПСР. Если Союз защиты УС проводил открытые публичные мероприятия, на которых принимались гневные резолюции против арестов депутатов УС и планов большевиков по разгону собрания, то Военная комиссия вела подготовку к его защите. Она смогла развернуть энергичную деятельность, установить тесные связи с Преображенским и Семеновским полками и броневым дивизионом. Был организован приезд с фронта около 600 офицеров и солдат, преданных партии. Их направили в Семеновский и Преображенский полки. Членам военной комиссии удалось договориться с рядом частей гарнизона г. Луга о выступлении с оружием в руках в защиту УС. Член комиссии, участник Кронштадтского восстания 1906 г., Ф. М. Онипко собрал группу эсеровских боевиков, в основном военных, которые были «…бесстрашные и честные люди, принципиальные противники большевиков и стоявшие на той точке зрения, что в отношении большевиков все позволено». Предполагалось взять в качестве «заложников» Ленина и Троцкого: «Мы не задумаемся и перед более решительным изъятием этих вредных лиц»[100]. Но все предложения Военной комиссией отвергались большинством фракции ПСР. Наверное, основная причина столь сильного нежелания эсеровского руководства защищаться заключалась в их преувеличенно восторженном отношении к УС, которое разделяло большинство русской интеллигенции.

Мысль о том, что большевики не посмеют, а если посмеют, народ должен сам защитить УС – непонятно, как и в какой форме, разделяло большинство эсеров. Один из руководителей партийной военной комиссии, поручик, начальник санитарного поезда Б. Ф. Соколов пишет, что один из руководителей эсеровской фракции ответил ему на вопрос о самозащите: «Защищать? Самозащищаться? Что за нелепость. Понимаете ли Вы, что Вы говорите? Ведь мы народные избранники… Мы должны дать народу новую жизнь, новые законы, а защищать Учредительное Собрание – это дело народа, нас избравшего»[101]. На нежелание «парламентариев» противопоставить большевикам силу большое влияние оказал печальный опыт октября 1917 г., когда их попытка оказать сопротивление бесславно провалилась. Некоторые заявления эсеровских лидеров трудно комментировать. Чернов предлагал отказаться от вооруженной борьбы с большевиками и поддерживать «…мирное изживание большевистских иллюзий в среде пролетариата и трудового крестьянства». Он считал УС лучшим средством для этого и призывал: «Для Гражданской войны ни одного штыка, ни одного солдата»[102]. Военная организация ПСР предлагала провести 5 января многотысячную демонстрацию. В ней должны были принять участие лучшие полки Петроградского гарнизона – Семеновский и Преображенский с оружием в руках и под защитой броневиков броневого дивизиона. Но 3 января военной секции было сообщено о решении ЦК, категорически запрещавшем вооруженное выступление «как несвоевременное и ненадежное деяние»[103]. Было решено провести мирную демонстрацию с участием невооруженных солдат. Это решение вызвало взрыв возмущения в военной среде. Солдаты-семеновцы заявляли эсеровским агитаторам: