class="p1">Хотела ли я стать матерью? Любая женщина со временем захочет родить ребенка. Но вопрос был в другом: хотела ли я ребенка от Гордеева? К беременной женщине нужен особый подход от мужа, его терпение и умение успокоить в любой момент. Гордеев умеет терпеть, но это напоминает прогулку по бездонному краю: один неверный шаг, и ты труп.

— Дети смысл жизни женщин после тридцати, — сказала холодно. Взгляд погружаю в тарелку, не желая скорого разоблачения. В моих глазах явно можно увидеть страх.

— Дети — это дар, Ярослава. В них мы вкладываем собственную душу. Предполагаю, ты уже готова к таким серьезным шагам. В ты как думаешь? — моё сердце гулко тарабанит по ребрам, и во благо, вовремя появляется горничная, прибирая неуклюже разлитый чай.

Нужно срочно сменить тему!

— Что интересного ждёт меня на работе? — смена темы не остается незамеченной, когда я отчетливо вижу укоризненный взгляд Максима. Наш разговор о детях ещё незакончен…

Ну вот какой из Гордеева отец? Он жестокий, эгоистичный, психически неуравновешенный, ревнивый, и крайне непредсказуемый человек. Я не готова к таким поворотам в своей жизни. К тому же я никак не смогу оставить… Своё чадо, если у меня будет возможность сбежать от Максима. Это привяжет меня к его ноге навсегда, а такой жизни я не хочу ни себе, ни ребенку.

— Будешь работать с бухгалтером и проверять с ним документацию, — он откидывается на спинку стула и задумывается. — Это была его просьба с весомыми рабочими аргументами, и я согласен, что вам нужно вести документацию напрямую… — недоговаривает он, а я едва сдерживаюсь, чтобы не расплыться в счастливой улыбке, — но, Ярослава, предупреждаю, что, если я замечу твое излишнее внимание к нему, ни твоя задница, ни его лицо, не останутся целыми. Ты у меня умная девочка, понимаешь же, что жалеть не стану.

Его глаза сверкнули опасными льдинами.

— Прекрати, это даже смешно, — рассмеялась я несколько нервно, отпивая чай, пряча свою улыбку. — Максим, ты мой муж, и мне кажется, что ты часто об этом забываешь. Рано или поздно нужно начать доверять друг другу, иначе между нами всегда будет эта глубокая пропасть, — я накрываю его руку своей ладошкой, и взгляд мужчины в один миг вспыхивает огнём.

— Знаешь, я бы хотел, чтобы ты занялась спортом. Например, в моём клубе у девочек отличная спортивная подготовка. Всего за месяц можно научиться чему-то новому.

Я невольно хмыкнула. Пора было уже привыкнуть, что он считает меня своей безотказной шлюхой. Только вот теперь есть огромная шпилька — он сам дал мне возможность быть вольной.

— Тебе не помешают физические нагрузки для выносливости и хорошая растяжка, — пояснил Гордеев, но я прекрасно понимаю, о чём идет речь на самом деле.

— Я не очень пластичная, танцы мне мало чем помогут, — отмахнулась я.

— Ещё вчера ты сказала, что была чирлидером в школе, а теперь у тебя какие-то проблемы? — лицо Гордеева напоминает жесткий гранит, который надвигается над моей неприкрытой головой, начиная крошиться и заваливать камнями.

— Я полтора года пыталась попасть в основной состав чирлидеров, а ты хочешь, чтобы через несколько месяцев я непросто сидела на поперечном шпагате, но и на твоём члене. Супер, но такого точно не будет, — высказалась я, грубо отставив пустую чашку чая в сторону, случайно её опрокидывая на стол, из-за чего хрупкий сервиз моментально треснул.

— Ты в любом случае будешь сидеть на моём члене. Не будешь заниматься сама, я помогу, но не обещаю, что после моей помощи ты сможешь нормально ходить, — своеобразно поддержал меня Гордеев, и я на мгновение застыла, почувствовав, как мной овладевает раздирающая сердце ярость.

И этот человек только что сказал мне, что собирается вкладывать свою душу в ребенка?

Мой подбородок дрогнул, как от удара, а сердце сжалось от его холодного тона. Заметив мой пристальный уничтожающий взгляд, он усмехается, вернувшись к завтраку, попутно что-то печатая в своём телефоне.

Знает, что у меня нет выбора, но сегодня всё не как всегда…

Я отстранилась от стола. Правая рука сметает ближайшие тарелки с поверхности. Мне вдруг стает невыносимо обидно от несправедливой судьбы, которая непросто подшучивает надо мной, а извращенно издевается и толкает в беспросветное дерьмо.

Максим очередной раз морально поставил меня на колени, и эта капля стала последней.

Тяжело дыша, я пытаюсь подавить слезы, но совершенно поздно — они уже у меня на глазах, такие горькие и обжигающие. Поднявшись с места, я несколько раз тяжело сглотнула, постаравшись проглотить тяжелый камень, который не дает мне спокойно дышать. Ничего не вышло.

— Знаешь, что самое противное, когда я рядом с тобой? Это наш и без того извращенный секс, которым ты подавляешь и унижаешь меня. Сколько раз ты заставлял меня проделать все те отвратительные вещи? Это низко даже для тебя! Чего ты добиваешься? Покорности? Я научилась тебя слушать и слышать, подчиняться любой твоей прихоти, и подавлять собственную силу воли и достоинство, а ты относишься ко мне, как к шлюхе, которую подобрал на улице… Нет, даже к ним относятся лучше, чем ты ко мне! — стукнув ладонями по столу, я, вздрагивая от всхлипов, развернулась, задевая тяжелый стул, который шумно падает на пол.

В этом доме уже давно не было такого крика души, если не считать моих криков в супружеской спальне. Думая об этом, я злюсь ещё сильнее, не в силах удержать чашу, в которую накапало слишком много обиды и утаенной ненависти.

— Ярослава! — громко окликнул меня Максим, когда я намеревалась сбежать из столовой, но вместо этого передо мной выросли две большие фигуры моих надзирателей.

Один из охраны, как назло, оказался Эльдар. Сейчас я уже не в состоянии подбирать правильные слова…

— Вы… — выкрикнула я, и вцепилась в молчаливого надзирателя за воротник пиджака.

Хватать так полковника у меня не хватило бы смелости, несмотря на всю мою вспыхнувшую злость. Он продолжил неподвижно стоять в стороне, не проявляя никаких эмоций, но взгляд все-таки выдал недоумение надзирателя.

Эльдар, в свою очередь, посмотрел на меня немного удивленно.

— Что уставился, поддонок? Знает ли твоя жена, что ты каждый день смотришь, как издеваются над женщиной вне закона и всячески её унижают, избивают, насилуют? Тебе нравится на это пялиться?! — я дернула мужчину за руку, где на безымянном пальце есть кольцо. — Чтобы сказали твои дети? Чтобы ты делал, если бы с ними случилось подобное? Молчишь? Ублюдок… — я так надрывно кричу, что мой голос мгновенно охрип.

Оттолкнув от себя мужчину, который впервые изобразил на своём лице замешательство, он продолжил меня игнорировать,