чем руководствоваться. Применять не пришлось – террористов обманули, допустив «утечку информации» о ложном маршруте царя, а он без свиты, инкогнито, проскочил другой дорогой [21]. И отслеживал он не только упущения, но и успехи Александра. В декабре 1836 г. «за отличие по службе» произвел его в генерал-майоры. Тогда же назначил ему штат придворных – до сих пор считал это лишним баловством.

Глава 5. Помощник отца

Наследник престола Александр Николаевич

В 1837 г. обучение наследника закончилось экзаменами по всему пройденному курсу. Принимала их комиссия из всех преподавателей во главе с императором. А завершить образование должно было путешествие по России, отец наметил маршрут через 30 губерний, до Сибири и обратно. Поездка тоже была подготовкой к царствованию. Жуковский пышно назвал ее «всенародным венчанием с Россией». Сопровождала Александра свита наставников. Он должен был записывать впечатления, пересылать отцу, составившему для него специальную инструкцию. Подчеркивал, что он не инспектор, едет лишь для ознакомления с родной страной. В случае замеченных недостатков не имеет права действовать самостоятельно, только через соответствующих начальников.

Но в остальном учил согласно собственным привычкам. В любом городе первым делом посетить собор и местные святыни. На обед к себе приглашать местную верхушку, но ответные застолья отвергать. Прошения принимать. Но самому по ним решений не выносить, собирать для передачи царю. Государь наставлял, как надо обходиться при встречах с дворянами, купцами. А «с простым народом доступность и непритворно ласковое обращение к тебе привяжет». «Ты увидишь и научишься ценить наш почтенный, добрый русский народ и русскую привязанность, но не ослепись этим приемом и не почти сие за заслуженное тобой, тебя примут везде как свою Надежду…» [22].

Действительно, народ всюду встречал цесаревича с радостью и восторгом. На Волге тысячи людей входили в воду по грудь – чтобы лучше было видно, когда он проплывет. В Костроме у Ипатьевского монастыря, где началась династия Романовых, огромная толпа оттеснила архиерея, и он долго не мог протиснуться в храм, начать службу. Но в поездке проявилась и неоднозначная роль либеральных наставников. В Вятке Жуковский и Арсеньев обратили внимание Александра на Герцена – он создал с приятелем Огаревым революционный кружок, за это его всего лишь перевели из Москвы в чиновники здешнего губернского правления. На Урале и в Сибири те же наставники устраивали аудиенции у наследника ссыльным полякам, раскольникам, сектантам. В Тобольске организовали, чтобы у храма на паперти Александра ждала группа декабристов со скорбными физиономиями. Так жаловались, что он расчувствовался до слез [23, с. 30].

Хотя по амнистии 1835 г. уже все декабристы были освобождены из мест заключения, оставались в Сибири только на поселении. Но ходатайства отцу не заставили себя ждать. Герцену был разрешен переезд из Вятки во Владимир, а потом и в Москву. Мятежникам царь разрешил поступать рядовыми в Кавказский корпус (с возможностью выслужить офицерский чин, вернув дворянство, и выйти в отставку). Или поступать на гражданскую службу – но в Сибири. Всего было собрано 16 тыс. прошений – в основном о материальной помощи. На это правительство выделило по 8 тыс. руб. каждой из губерний, которые посетил Александр.

Возвращение его в столицу омрачило бедствие, от пожара сгорел Зимний дворец. Впрочем, его быстро отстроили еще лучше, чем был, а Николай I воспользовался реконструкцией, выделив из жилого дворца музей, Эрмитаж – решил, чтобы шедевры искусства из царских коллекций стали доступны всем желающим. А у Александра начались занятия по непосредственной подготовке к управлению государством. Министр финансов Канкрин объяснял ему механизмы своего ведомства: бюджет, доходы, расходы, налоги. Один из создателей академии Генштаба Жомини учил законам стратегии и руководства армиями, видный дипломат Бруннов вводил в тонкости внешней политики.

Но в 1838 г. цесаревичу предстояло еще одно путешествие. Представить себя при европейских дворах, ознакомиться с зарубежной жизнью. И опять отец писал ему инструкцию. Особо предостерегал от огульного «западничества»: «Многое тебе польстит, но при ближайшем рассмотрении ты убедишься, что не все заслуживает подражания и что многое, достойное уважения там, где есть, к нам приложимо быть не может – мы должны всегда сохранять свою национальность, наш отпечаток, и горе нам, если от него отстанем…» [24, с. 34].

Впрочем, поездка имела еще две цели. У Александра обнаружились проблемы со здоровьем, периодически возобновлялся кашель. Впоследствии установили, что у него была хроническая астма, хотя и в легкой форме. Ему назначили подлечиться на целебных водах. А ко всему прочему в нем бурлила юная энергия, и… он оказался очень влюбчивым. Первый роман у него завязался в 14 лет. Он влюбился в 17-летнюю фрейлину сестры Ольги, Наташу Бороздину. Поверенной стала его другая сестра Маша, передавая «тайные» записки. Однако Наташа была девушкой умной, взаимности избегала и сводила все к шуткам. Она имела и привычку докучать всем нравоучениями, и порывы цесаревича сошли на нет.

Были и другие мимолетные увлечения, а на пороге 20-летия вспыхнула страсть к фрейлине Ольге Калиновской. Родители встревожились. Полячка, католичка, сирота. И благоразумием Наташи она не обладала, загорелась ответным чувством. Впору было вспомнить морганатический брак Константина с полячкой Грудзинской и отказом от престола. Вот и увидели выход, удалить Александра из Петербурга, чтобы его чувства угасли – и женить пора, пусть посмотрит в Европе невест. По традиции их выбирали из протестантских принцесс, они легко переходили в православие, в отличие от католичек.

29 мая 1838 г. на пароходе «Геркулес» царь сам отправился с сыном в Стокгольм, представил его шведскому королю. Вместе заехали и в Берлин, где расстались – дальше наследника сопровождали Жуковский, Ливен, Кавелин, врач и пять гвардейских офицеров. Каждый день он отсылал отцу письма, из которых видны совершенно доверительные отношения между ними. По-прежнему вел и путевой дневник. Но в августе, после лечения на курорте в Эмсе, Александр захандрил. Стал проситься на время вернуться в Петербург. Царь запретил, и сына прорвало. Он открыто признавался отцу, что его любовь к Калиновской не остыла. Не отказывался, что обязан посвятить себя «священному долгу», но был в отчаянии – сравнивал, что отец женился по любви, а ему придется заключать брачный союз на притворстве.

О том же писал матери. А дяде Михаилу Павловичу раскрыл и больше, что он с радостью сменил бы тяжесть царствования на любовь и счастье в семье (как видим, у Романовых это было общим – и Александр I мечтал об отречении, и Константин, Николай отнюдь не рвались занять престол). Отца обращение к брату Михаилу, известному скандальными амурными похождениями, особенно возмутило. Показывало легкомыслие сына, выбравшего такого советника. Полетели соответствующие указания наставникам, а сыну