Задумывался ли, например, кто-нибудь, каково приходилось нашим предкам без картошки и сахара, без многих овощей, которые сегодня привычны, а тогда выглядели как сегодня авокадо или киви? Каково приходилось на одних хлебе-каше каждый день, когда деликатесами считались репа, капуста, огурцы, морковь, а кусок мяса или рыбы, моченое яблоко или ложку варенья подавали только по праздникам? Да и такое роскошное меню существовало только в состоятельных семьях, а большей частью обходились тюрей — черствым хлебом, размоченным в воде, с таким малосьедобными примесями, как мякина или лебеда. Да и то впроголодь. Иначе быть не могло, потому что урожай был «сам-треть», т. е. из каждого посаженного мешка семян вырастало лишь три новых, из которых один надо было оставить на семена, а другой уходил на подати.

В 30-х годах мы были гораздо ближе к такому положению вещей, чем к нынешним временам. Начать с того, что не было холодильников и телевизоров, без чего немыслима жизнь современного человека даже в деревне. Телевизор заменял черный крут радиорепродуктора на стене, а холодильник — кастрюля с холодной водой, чтобы оставшееся от обеда простояло до ужина. Была еще сетка за окном, которая весной и осенью тоже служила холодильником, а зимой — даже морозильником. Но летом все купленное и приготовленное должно было оказаться в тот же день либо в желудках, либо — на помойке. Не было тогда и пластиковых мешочков, в которых продукты хранятся гигиеничнее (мухи!) и дольше.

Это означало, что все подряд надо было закупать помалу — большей частью на текущий, максимум на следующий день. И стало быть почти ежедневно отстаивать часовые, а нередко и многочасовые очереди в магазинах. Очереди отнимали львиную долю времени между работой и сном. Правда, набор продуктов был скуден и почти один и тот же каждодневно: хлеб, картошка, овощи. Мясные и молочные продукты появлялись в гомеопатических дозах только по выходным, когда вся семья собиралась за почти праздничным столом, а колбаса, сыр, банка консервов — только когда приходили гости (это примерно раз в месяц-другой). Такие деликатесы составляли закуску к рюмке водки или дешевого крепленого вина для взрослых, стакана морса или — верх роскоши — ситро для детей. Все прочее — от икры до фруктов — шло на уровне рассказов об ананасах в шампанском, рябчиках с брусникой и прочих буржуйских изысках.

Надо присовокупить правду. От очередей меня до двадцати с лишним лет спасал отец и приживалки в его доме. Затем — жена, домработницы и няньки моих детей. Но и того, что доставалось время от времени, хватило, чтобы люто возненавидеть на всю жизнь само понятие «очередь». И если я вижу очередь в рай, а рядом в ад — ни одного человека, я без раздумья шагаю в любую преисподнюю…

Единственная роскошь, которая была доступна ребятишкам хотя бы раз в тогдашнюю неделю-пятидневку — это леденец («петушок на палочке»), пряник, бублик или мороженое.

Леденец зачастую доставался практически даром. Рано утром в выходной к дверям «корпуса» подъезжала подвода. Лошадью правил цыган разбойничьего вида с огромной черной бородой. Он доставал из сумки нечто вроде цветного презерватива, надувал его и затем чуть приотпускал палец. Получившийся шарик вновь съеживался до размеров помянутого резинового изделия, издавая при этом чарующий звук: «Уди-уди!». И вот такое сокровище можно было обменять на любое (любое!) старье: пачку старых газет или тряпок, надтреснутую чашку, всякую вышедшую из строя вещь домашнего обихода. А за старые, стоптанные и рваные ботинки мог набрать хоть полдюжины драгоценных «уди-уди». При этом гурман мог предпочесть леденец или ириску, а франтиха — ленточку или даже (за рваные туфли) — зеркальце.

Мы еще не знали в то время, что такие же бледнолицые бородачи именно подобным образом скупали у краснокожих в Америке и у чернокожих в Африке огромные пространства земли…

Так рождалась прославившаяся впоследствии фирм «Вторсырье».

Однако цыгана на подводе затмевал в моих глазах мороженщик, кативший перед собой тележку с большими цилиндрическими бачками, переложенными битым льдом. Мороженщик доставал один из трех круглых поршней разной величины, клал на расширенное дно поршня такую же круглую вафлю, затем ложкой намазывал поршень точно до краев (примерно на сантиметр), клал сверху еще одну вафлю и выдавливал содержимое поршнем прямо в руки счастливцу. Оставалось только облизывать содержимое с краев, насколько хватало языка, потом обкусывать вафлю и продолжать это упоительное занятие до полной пустоты в руке.

Кошмарная по сложности и коварству проблема заключалась в том, что поршней, как уже говорилось, было три, и все — разного диаметра. Маленький выдавливал лакомства ровно на 10 копеек, большой — на 20, а средний — на 15. Вот и мучайся с выбором, чтобы не прогадать. Ходили легенды, что за 20 коп. достается больше мороженого и меньше — вафли. Но были и гипотезы, согласно которым два по 10 коп. содержат столько же мороженого, плюс больше вафли. Мы еще не знали притчи о Буридановом осле, который умер от голода, выбирая между двумя одинаковыми охапками сена. Наши страдания были мучительнее: ведь «охапки»-то как раз предлагались неодинаковые!

Во второй половине 30-х годов в киосках, где продавали морс из баков (подешевле) или ситро из бутылок (подороже), появилась новинка заморского гурманства — эскимо на палочке за 40 коп., очень похожее на современное, только поменьше размерами. Но почувствуйте разницу в деньгах и попробуйте догадаться, сколько раз в году нам перепадала такая оргия.

Мое пристрастие к мороженому заглохло на долгие годы по чисто техническим причинам. О нем не слыхивали ни в Чистополе, ни в Кузьминках, ни в Плющеве, ни на Урале, ни в Москве почти до конца войны. И только когда после войны пришлось бросить курить, вновь переключился на свое любимое детское лакомство: пачка мороженого стоила тогда столько же, сколько и пачка «Беломора»: 7 руб. 50 коп. Правда, тогда и зарплаты, и цены сильно отличались от довоенных.

* * *

Из сказанного может сложиться обманчивое представление, будто жизнь москвича 30-х годов состояла только из стояния в очередях, дороги на работе и с работы, самой работы (или учебы), скудного питания и сна.

Очереди, действительно, отнимали много времени каждый день и уступали, по своему удельному весу в раскладе суток, разве только работе и сну. Да и как иначе, если без холодильников приходилось покупать скоропортящиеся продукты почти каждый день, а магазинчиков