моя мать в прислугах. Вся в слезах рассказала я ему про свое положение и попросила у него совета. Батюшка выслушал меня внимательно, успокоил меня, потом пошел за какой-то книгой ; я думаю, что это было Евангелие, прочитал мне место, где было сказано, что родительское проклятие, несправедливо произнесенное, не может быть действительным и падает, как падает с дерева сухой лист осенью. Такое проклятие не может быть угодным Богу. Эти ободряющие слова батюшки были большим утешением для меня, и я решила выйти замуж без родительского согласия. Дедушка же твой испробовал все, чтобы помешать свадьбе. Наступил день свадьбы. Когда убирали к венцу* и ждали жениха со свадебным поездом, чтобы везти меня в карачунскую церковь, мой отец бушевал, кричал, что он искалечит лошадей жениха и не пустит их въехать во двор. Все боялись худшего. Поставили стражу, чтобы охранять свадебный поезд. Когда поезд приехал, мой отец исчез. Искали его повсюду, чтобы он благословил меня, но он спрятался, и благословил меня мой крестный отец. »

Нужно перенестись в эпоху семидесятых годов девятнадцатого века, чтобы измерить мужество моей матери, оценить ее находчивость обратиться за советом к священнику, силу воли, чтобы противостоять воле своего отца. В те времена русская деревня была проникнута вековыми традициями. Отношения между родителями и детьми были те, что описаны в Домострое* (в XVI-ом веке). Родительская власть отца была безгранична, его благословение считалось необходимым для того, чтобы обеспечить счастливую жизнь супругов, а родительское проклятие обрекало на несчастье не только в земной жизни, но и на вечные мучения в загробной жизни.

И мать, молодая, неграмотная крестьянка выросла в этой отсталой среде, куда городская цивилизация не проникала. Удивительно, что она решилась порвать с вековыми традициями. В семье своего мужа она осталась верна самой себе и стойко прожила семь лет с двумя малыми детьми, когда ее муж был в армии. В то время солдатам никогда не давали отпуска, и семья редко получала вести от него, а во время войны — никогда.

Во время русско-турецкой войны мать жарко молила Бога сохранить жизнь ее мужа. Она дала обет, если Господь Бог внимет ее мольбе, сходить в Киев, в Киево-Печерскую Лавру* где хранятся особочтимые русским народом мощи. Данный обет она исполнила, прошла пешком, в лаптях*, с котомкой* за плечами более 1 500 километров в оба конца. Паломничество произвело на нее сильное впечатление. Часто она возвращалась к воспоминаниям о том, что она там видела, слышала, перечувствовала. Она принесла оттуда много разных камешков, обладавших чудодейственной силой, крестиков, маленьких иконок и самую драгоценную вещь : «Сон Пресвятой Богородицы », небольшую тетрадку, написанную от руки. Ей сказали, что эта тетрадка и в огне не горит и в воде не тонет. Она и от пожара спасает. Она излечивает тех больных, которые крепко верят в нее и повесят ее над своей постелью.

Рассказ о том, как строилась Киево-Печерская Лавра, произвел на нее сильное впечатление. Вот что рассказала мне моя мать.

Лавру строили двенадцать простых каменщиков. По мере того, как они ее строили, здание погружалось в землю к их большому отчаянию. Они подумали, что их работа неугодна Богу. Они решили прекратить ее и пошли рассказать об этом игумену. Он выслушал их и посоветовал продолжать работу. Так они и сделали. Когда же постройка закончилась, Лавра вышла вся из земли. Игумен спросил у строителей, какую награду они желают получить за свою работу ? Одиннадцать строителей ответили, что они просят у Бога одну награду : чтобы Господь Бог сподобил* их царствия своего, и попросили игумена принять их в монахи. Двенадцатый же строитель заколебался. Подумал он, что у него дома осталась большая семья, жена с детьми в большой бедности. Рассказал он об этом игумену и попросил его уплатить за работу деньгами. Игумен заплатил ему и благословил его. Возвратился строитель домой и думал, что обрадует жену, принеся заработанные деньги. Рассказал жене также о том, как поступили его товарищи. Жена была очень огорчена рассказом мужа. Она упросила его вернуться в Лавру, возвратить деньги и просить игумена принять его в монахи. « Мы, говорила она, столько времени жили без тебя, без всякой помощи и не умерли. Проживем может быть как-нибудь с Божьей помощью и дальше, в Лавре же ты сможешь сподобиться царствия Божия и тогда будешь ходатаем за нас грешных. Разве можно менять на деньги царство небесное ? Иди обратно в монастырь и проси игумена простить тебя за твой необдуманный поступок. » И каменщик сделал так, как посоветовала ему жена его. Но за время его пути все его сотоварищи умерли. Игумен сказал ему : « Я приму тебя в монахи, но только я не могу обещать, что после смерти ты будешь похоронен вместе с твоими товарищами, так как около них нет больше места. Пойдем, ты сам увидишь. К тому же я не уверен, что они захотят, чтобы ты лежал с ними вместе, так как ты не пожелал остаться с ними. Придя на могилу монахов, они увидели, что все они лежат рядышком, но они заметили также, что они потеснились, чтобы дать ему место рядом, « Ну, — сказал игумен, — видишь, я тебя простил, и товарищи твои принимают тебя к себе. » Так был принят в монахи и двенадцатый строитель, а когда он умер, его похоронили рядом с его товарищами. Место-то оказалось немного тесновато, одно колено покойного согнулось и выступает под покровом. Мать уверяла, что она сама видела бугорок над выдававшимся коленом.

Из моего раннего детства в памяти моей остался день какого-то праздника. Какого ? Рождество ? Крещение ? Масленица ? Не знаю.

В гостях у нас тетка (одна из сестер матери) с мужем и другие родственники. Тетка — важная гостья. Она живет в 17 верстах от нас. Изба приняла необычный вид : все обыденные, но нужные в хозяйстве вещи, вынесены куда-то, стены избы вымыты, лавка, под которой стоит обычно лохань с помоями, занавешена цветной занавеской, стол покрыт белой скатертью с бахромой, на столе стоит уже несколько блюд.

Принаряженные гости усаживаются за стол, прочитав сначала краткую молитву перед иконой. Отец и мать хлопочут, обходят вокруг стола, угощают гостей кушаньями и напитками : водкой, брагой*, квасом. Брага и квас — домашнего приготовления из хлебной закваски. Блюд было много : студень*, несколько сортов говядины, жареная домашняя птица и напоследок жареный молочный поросенок.