Шрифт:
Закладка:
Меня ещё не оставляла надежда, что получится подружить Анубиса с Нервным принцем. Если своенравный middle wand пойдёт на сопряжение, то может выйти очень весёлая связка. То-то будет сюрприз для голштинцев!
На пятый день, уже поздно вечером, явился Франц Карлович и высыпал мне в ладони горсть золотых монет.
— Такие вам подойдут, Константин Платонович?
— Да, без сомнения. — Монеты оказались старыми византийскими безантами, с профилем базилевса и надписью на греческом. — Где вы раздобыли такую редкость?
— Поверьте, вам лучше не знать, — Франц Карлович поморщился. — А сейчас, Константин Платонович, не изволите ли собраться и поехать со мной?
На мой немой вопрос он пояснил:
— Я нашёл нужное вам дерево, — и ехидно добавил: — Но отмерять и орудовать пилой вы будете сами. К несчастью, я не владею навыками плотника.
Глава 7
Вторый
За «нужным деревом» пришлось плыть. Небольшое судёнышко с одной мачтой доставило нас к острову Котлин. Но не стало заходить в порт Кронштадта, а обогнуло остров с юга.
— Посмотрите вон туда, Константин Платонович.
Франц Карлович указал в сторону берега. В рассветных сумерках мне почудился кит, выбросившийся на камни. А через минуту я разглядел — нет, не кит, а огромный корабль. Старый, с дырой в борту и огрызками мачт.
— «Пётр Первый и Вторый», — торжественно, с ноткой грусти, произнёс Франц Карлович, — стопушечный корабль первого ранга. Император Пётр сам нарисовал чертежи и до самой смерти руководил постройкой.
— Что с ним стало?
— Он воевал с французской эскадрой возле Данцига в тридцать четвёртом. Получил несколько ударов магией и вернулся в Кронштадт на ремонт. Не успели починить, как в него ударила молния, — он многозначительно посмотрел на меня. — Возник пожар, и корабль больше не выходил в море. Его хотели сохранить как память о Петре, но несколько лет назад всё-таки решили разобрать из-за ветхости. Но то ли потеряли приказ, то ли деньги на это разворовали, в результате корабль отвели сюда, чтобы он не мешался в порту. Так и гниёт здесь памятник былому величию.
Мы молча смотрели на приближающийся остов деревянного линкора. Грустью веяло от умирающего исполина морей, лежащего на камнях, чуть накренившись набок.
— Нам придётся забраться на палубу, Константин Платонович. Вы готовы к такому приключению?
— С удовольствием, Франц Карлович. Никогда не был на борту подобного корабля.
Всё оказалось проще, чем можно было предположить. Мы подошли к борту гиганта на шлюпке, матрос с помощью крюков ловко забрался на борт и скинул верёвочную лестницу.
Я поднялся первый и с разочарованием оглядел палубу. Доски некогда славного корабля прогнили, и местами зияли дыры. Обрубки мачт смотрели в утреннее небо культями калеки, а истлевшие канаты колыхались на ветру, как обрывки савана. Жаль, что на корабли магия некромантов не действует и я не в силах воскресить гордый парусник.
— Осторожней, Константин Платонович, ступайте за мной след в след.
Не дожидаясь меня, Франц Карлович двинулся к надстройке на корме корабля. Шёл он хитроумным зигзагом, то замирая, то перетекая, будто осторожный зверь. Я не заметил, чтобы он пробовал ногой доски перед собой на прочность, но ни разу гнилое дерево не проломилось и даже не хрустнуло.
Я осторожно следовал за ним по наклонной палубе. Только раз чуть оступился, и тут же доска треснула, проваливаясь под сапогом. К счастью, мне удалось отдёрнуть ногу и удержать равновесие.
Дверь в надстройку висела на одной петле, и Францу Карловичу пришлось приложить усилие, чтобы её открыть.
— Сюда, — махнул он рукой, — здесь темно, так что не отставайте.
Бродить во внутренностях корабля без света не хотелось, и я зажёг на пальцах магическое пламя, холодное и голубоватое. Бывший дворецкий покосился на меня с неодобрением, но ничего не сказал.
— Здесь, — указал он на дверь, — была кают-компания. А там — лестница в трюм.
— Что мы ищем?
— Каюту, предназначенную для Петра. Её отделали по проекту в соответствии с его вкусами, но он так и не смог побывать в ней. Ага, вот и она.
Дверь открылась с визгливым скрипом. Ого, ничего себе размерчик! Стены огромной императорской каюты терялись в полумраке. С потолка капали редкие капли влаги, а пол скрипел при каждом шаге. Обстановка давно превратилась в груды деревянной рухляди — вон там был шкаф, а тут, видимо, диван.
— Вот он, Константин Платонович.
Франц Карлович тронул меня за рукав и указал куда-то вглубь. Там, на краю тёмного провала стоял монументальный стол. Поверхность, чёрная как смоль, была расколота широкой трещиной.
— Молния во время грозы ударила в надстройку, прошла через каюту и вызвала пожар в трюме. По свидетельствам, она и расколола стол.
— Откуда вы это всё узнали?
— Умею задавать вопросы нужным людям, — усмехнулся он. — Столешница сделана из эбенового дерева, как вы и хотели.
Я подошёл ближе и прикоснулся к чёрному дереву. Точно, оно и есть! Настоящее!
— Пока вы будете пилить, — съязвил Франц Карлович, — я осмотрюсь вокруг. Может, найду что-то интересное.
* * *
Когда есть Талант и немного воображения, никакой пилы не требуется. Анубису так понравилась моя идея, что он полез наружу и сам принялся творить необычное заклятье. Собрал из сырого воздуха и влажных досок воду, превратил в тонкий диск и закрутил до невероятной скорости. «Циркулярная водяная пила» с тоненьким визгом вырезала десяток брусков нужных размеров всего за пять минут. Ну а что? Если уж нашёлся подходящий материал, то грех будет не взять его про запас. Может, Тане новый small wand сделаем или лучшим из моих «деланных инженеров». Жаль, остальная столешница покрылась трещинами и не годилась для заготовок.
Анубис с сожалением развеял диск «пилы» — резать подобным способом ему жутко понравилось, и он с удовольствием попилил бы заодно и стены каюты. Ну-с, где мой провожатый?
— Вы уже закончили? — Франц Карлович появился из темноты будто призрак. — Тогда не будем задерживаться, корабль разрушается буквально на глазах.
Обратный путь мы снова проделали гуськом до самого борта корабля, спустились в шлюпку и отплыли обратно, к нашему крохотному судёнышку.
Я смотрел на удаляющийся корабль и снова почувствовал, как кольнуло сердце жалостью к несчастному линкору. Вместо славной гибели в битве он получил дряхлую старость, брошенный и никому