Сказав это, он издал короткий и громкий гортанный звук.

В шатре появились двое обнаженных до пояса слуг или рабов с большими медными тазами, потом они занесли котел с водой, а другие двое - широкую жаровню на треноге с истекавшими теплом камнями. Ковер скатали, треногу поставили на прибитую с сеном землю.

- Не стану мешать, - сказал Демарат, уже выходя наружу.

- Я мог бы пойти на реку, - благодарно попросил я вслед. - Там проще и быстрей.

Демарат задержался, улыбка его была холодной.

- Скоты плещутся в водоемах. Неужели игемон Итаки так долго пасся в стаде Цирцеи?

Насколько я помнил, речь пошла о спутниках Одиссея, превращенных волшебницей Цирцеей в стадо свиней. Но обижаться мне здесь не полагалось по чину.

Меня вымыли. Меня бережно вытерли, не дав самому и руки поднять. Мои царапины смазали чем-то душистым с холодком.

Потом гипостратег Демарат вошел, осмотрел меня со всех сторон ("Так лучших рабов на невольничьем рынке смотрят..." - подумалось мне.) и с одобрением сказал:

- Кожа прекрасная, запах легок - сразу видно человека из хорошего общества... - и добавил что-то на незнакомом языке с отчетливым германским звучанием.

Баней я был бессовестно разнежен и туго раздумывал, что теперь к чему. Демарат возился со мной, как с найденной на дороге диковиной... Вскоре мне начнет сдаваться, что он что-то задумал.

- Готский язык? - попробовал угадать я. - Не знаю, не учил. Греческий знаю, латынь - лучше греческого.

- ...а он, как жеребец, просится к реке, - закончил Демарат ту же фразу на латыни, так и не сказав, с чего она начинается.

Не иначе, как он осторожно забавлялся, играл с огнем, чем, видно и занимался всю жизнь.

Он поставил меня на ковер, выгнал всех и откинул крышку плоского сундучка, которого я поначалу не заметил. Спустя еще пару минут я оказался одет не хуже него: в льняную тунику небесного оттенка, перроны - полусапоги со шнуровкой. А пояс, верхнюю шерстяную тунику и мшистого оттенка плащ он положил на крышку сундучка:

- Это - твое. На выход... Вот еще сумка.

Демарат был немного выше меня, но его одежда пришлась мне по размеру... и, признаюсь, по вкусу.

Я поблагодарил его вполне скупо. На фейерверк чувств он бы нехорошо съязвил.

- Садись, - красиво повел он рукой.

Кто-то беззвучно промелькнул. Между нами появился большой поднос с кусками вареного мяса, желтыми лепешками. Вырос большой кувшин, горлышко коего попыхивало винным духом.

- Так кто же ты, посланец богов? - вкрадчиво переспросил Демарат, словно ожидая достойной платы за радушный прием.

- Теперь уж и вовсе не знаю, - честно признался я, привыкая к древней одежке.

Демарат усмехнулся и кивнул, оценив по достоинству мой ответ. Он взял кувшин и, сосредоточившись на мягком течении темно-алого вина в бокал, сказал как бы кстати:

- Начинай. Я сыт.

Я тут же брызнул слюной на кусок мяса, еще и лепешку прихватил - и принялся тушить полыхнувший порохом аппетит.

Демарат поглядывал: для начала он убедился в том, что я живой человек. Я и сам убеждал себя в этом.

- По крайней мере, тебе известны те боги, которые тебя послали? - без особой надежды спросил он, дав мне прожевать.

И он сам налил вина во второй бокал.

Я понял и не заставил себя ждать. Глоток душистого вина, больше напоминавшего легкий ликер, сразу оглушил меня и сделал на несколько мгновений совсем беззаботным. Как тот глоток рома в уссурийских лесах.

- О да, - беззаботно расхрабрился я. - Успел оглянуться, когда мне дали под зад.

- И что же? - приподнял бровь мой радушный хозяин.

- Там был один маленький и... как это сказать... весь в меху. А другой был огромен. По виду не иначе как германский бог Один.

Демарат шевельнул морщинками на любу и жадно отпил из своего бокала.

- Мне сегодня снилось нечто подобное... - проговорил он неотчетливо и стал неторопливо и словно нехотя подниматься на ноги. - Отдохни, гипербореец. После трапезы отдайся Морфею. Здесь тебе нечего опасаться.

Будь мы в ином времени и в ином месте, я бы подумал позже, что познакомился с выдающимся гипнотизером. Кажется, я уснул мгновенно.

Нетревожно снилась слитная толпа, гомонившая поодаль в бесцветных сумерках. Гомон ее касался меня, был обо мне и слабо меня притягивал, а я слабым усилием души сопротивлялся.

Меня разбудило деликатное похлопывание по плечу. Невольным рывком я привел тело в сидячее положение и, продирая глаза, сказал "сейчас", видимо, по-русски.

- Послушай меня, гипербореец. - Демарат пригнулся к моему лицу. - Там эти выродки настаивают, что ты равеннский лазутчик. Признали сагум, нашли на нем кровь.

Я, наконец, совладал с путами сна, вспомнил, что в правление уже никому в наши дни не известного императора Валентиниана столицей Западной Римской Империи была мало кому теперь известная Равенна, а не великий Рим.

- Сагум - тот самый, - сказал я, не чувствуя, не помня никакой ясной опаски, не то что страха. - Я одолжил его у мертвеца, иначе пришлось бы странствовать нагишом. Он был убит стрелой.

- Где? - скупо полюбопытствовал Демарат.

- Там, - махнул я за пределы шатра и за реку. - У озера.

- Очень хорошо, - и вправду довольно сказал Демарат. - Покажи им труп.

Получалось скверно.

- Нет, - нахально уперся я. - Тебе покажу, им не стану показывать.

Демарат задумался.

- Почему?

- Я устроил ему погребение. Какое сумел. Тревожить его незачем. - И я добавил, осмелев вконец: - Он такой же, как мы с тобой.

Он выпрямился и вдруг звонко щелкнул пальцами.

- Такой же... Не удивлюсь, если это был кто-то из моих старых дружков, - услышал я над собой его спокойный голос. - Но пока есть одно маленькое отличие, и в нем - волчья ловушка.

Я понял, что надо незамедлительно подняться на ноги и внимательно слушать стоя.

- Думай, гипербореец, - не шутя повелел гипостратег. - Если ты не покажешь им труп, без нового не обойтись. Либо ты,