смотрел на нее. Но стоило ей только перешагнуть порог, как я с криком бросился к двери, словно теленок, которого оторвали от вымени. Сестра крепко держала меня. Я отчаянно рвался, царапался, кусался, но она все же не отпустила меня, пока мать не скрылась за поворотом.

Я загрустил. До этого мать никогда не покидала нас, и я даже представить себе не хотел, что она может надолго уехать из дому. Когда за ней закрылась дверь, у меня было такое ощущение, словно в целом свете я остался один и мать уже больше не вернется домой. Светлый день сразу стал для меня чернее самой черной ночи.

Вишну с шумом носился по комнатам и приглашал сестру принять участие в его забавах, но ей было не до игр. Она старалась чем-нибудь развлечь меня и самоотверженно отдала мне все свои сбережения — несколько блестящих медных пайс. Благодаря ее стараниям я уже через полчаса весело играл и прыгал вместе с братом, а сестра зорко наблюдала за нами.

В эти дни Мохини очень заботилась о нас, особенно обо мне. Когда кончались уроки в школе, она, стоя на пороге дома, терпеливо ожидала моего возвращения. Завидев меня, она спешила мне навстречу, целовала меня.

— Я уже все глаза проглядела, — обычно говорила она. — Скорей мой руки и садись обедать.

Вечером, убрав со стола посуду и приготовив постели, сестра вела нас спать. Меня она укладывала рядом с собой и, пока мы не засыпали, рассказывала чудесные сказки: о принцессе цветов, о золотой реке, о зеленой волшебнице. Казалось, на время своего отсутствия мать передала дочери не только заботу, но и всю свою любовь к нам. Иногда у меня даже возникало сомнение, уж не мать ли это вернулась, не ее ли я вижу перед собой.

Так спокойно и весело прошло пять дней. На шестой день утром, перед уходом в школу, я вдруг заметил на полке новенькую серебряную рупию. Сердце у меня ёкнуло при одной мысли, что, имей я эти деньги, я мог бы получить массу удовольствий и стать первым богачом среди учеников нашего класса. Стоит только показать их в школе — и дети самых богатых людей умрут от зависти.

На эту рупию можно накупить всяких сластей: леденцов и необыкновенно вкусных кисло-сладких конфет. Все будут просить их у меня, бегать за мной… Затем я обязательно куплю жевательную резинку, несколько переводных картинок и, наконец, большой резиновый мяч.

Но что будет, если воровство откроется? Тогда, конечно, накажут — так отделают спину, что ничему не будешь рад, ни леденцам, ни картинкам… Я с трудом отвел глаза от блестящего кусочка металла, лежавшего на полке, и уже совсем было собрался идти, но голова опять невольно повернулась в ту сторону, где лежала рупия. Печенье, леденцы, конфеты, жевательная резинка и резиновый мяч — все это снова встало перед моими глазами, звало, манило… Ноги, уже направлявшиеся к двери, словно вросли в пол. Кто меня увидит? Кто узнает?.. А если спросят, я наотрез откажусь: откуда, мол, мне знать, кто взял? Я даже и в глаза не видел эту рупию. Мне каждый день дают целую пайсу — зачем мне рупия?

Оглянулся — кругом ни души. Сестра чем-то занята во дворе, а Вишну, зажав книги под мышкой, весело бежит к школе, на ходу подбрасывая мяч. Я был один, и передо мной на полке тускло поблескивал новенький серебряный кружочек. С замирающим сердцем я протянул руку и, схватив рупию, поспешно сунул в карман.

Прибежав в школу, я так радовался, словно мне достался по меньшей мере царский престол. Тут уж было не до уроков. Разве можно внимательно слушать учителя, если у тебя в кармане лежит целая рупия? Я то и дело ощупывал карман, чтобы убедиться, что она цела. Наконец прозвенел звонок — большая перемена. Стремглав выскочив из класса, я помчался к лоточнику и прежде всего купил на одну анну кисло-сладких конфет и на анну жевательной резинки. Ссыпав в карман сдачу — целых четырнадцать анн, — я важной походкой не спеша направился к школе. От сознания собственной важности я не чувствовал под собой ног. На виду у всех я небрежно сосал конфеты и гордо посматривал на остальных учеников.

Через несколько минут о моем сказочном богатстве знал весь класс. Ученики спорили друг с другом, силой отстаивали право сидеть со мной рядом. На следующей перемене трое моих прежних врагов стали моими лучшими друзьями. Да и как им было не подружиться со мной, когда они узнали не только о моих капиталах, но и о том, что своих друзей я угощаю щедрой рукой.

Теперь необходимо было срочно решить, на что истратить такие большие деньги. Почти полчаса мы обсуждали этот важный вопрос и в конце концов пришли к единодушному решению попробовать дахи́барэ́ — кислого молока с тянучками. Нас было четверо, и я истратил на каждого по одной анне — всего четверть рупии! Но какое это имело значение для такого богача, как я: ведь у меня оставалось еще целых десять анн. Когда покончили с дахибарэ, я угостил всех сдобными лепешками, истратив одну анну. Потом я купил на всю компанию сластей и по-братски разделил их на четыре равные части. Из-за отвисших карманов штанишки поминутно сползали с меня, и их приходилось поддерживать рукой. Когда нам на глаза попалась лавка, где продавали печенье, мы, конечно, не могли пройти мимо такой благодати, и я купил на четыре анны печенья. Вся компания принялась за обе щеки уплетать его. Я до сих пор ясно́ помню, какое оно было рассыпчатое и ароматное, просто таяло во рту. С тех пор я много раз ел печенье, но никогда больше не встречал такого вкусного. Наевшись до отвала, я завернул остатки в бумагу и положил в сумку под книги. Туда же сложил и остальные покупки: жевательную резинку, переводные картинки, флакон с чернилами, а также оставшиеся деньги. Кроме сумки, у меня не было другого надежного тайника.

Тем временем начало темнеть. Я заволновался — моя задержка может вызвать дома подозрение. Побыстрее распрощавшись со своими друзьями, я помчался домой.

К моему удивлению, сестра все еще стояла на пороге. Она побежала мне навстречу, ласково выговаривая:

— Где это ты так засиделся? Видно, и не подумал о том, что сестра беспокоится, все глаза проглядела.

Я еще раньше предполагал, что меня будут расспрашивать, и поэтому ответ был у меня на языке.

— На площади бродячий фокусник с медведем представление давал, —