тронут.

— Так как же, господин тхакур, — спросил Манохар Синх, — берете деньги или у вас хватит духу срубить дерево?

— Не нужны мне никакие деньги! — завопил тхакур. — Срок прошел, дереву твоему конец!

Гордо выпрямившись, Манохар Синх сказал:

— Теперь я вижу, что вы хотите срубить дерево лишь для того, чтобы причинить мне горе. Ну что ж, рубите… Посмотрю я, как вы будете его рубить!..

К этому времени все в деревне уже знали, что Шивапал Синх хочет срубить дерево Манохара Синха, а старик обнажил саблю и никого не подпускает к нему. У хижины Манохара собралась целая толпа.

— Что случилось, Манохар Синх? — обратились к старику самые почтенные из хозяев.

Рассказав все по порядку, Манохар Синх заключил:

— Я отдаю деньги, а тхакур не берет — говорит, что срок вышел еще вчера…

— Если бы он вчера отдал деньги, то я не имел бы права на дерево, а сейчас я непременно срублю его, — перебил Манохара Шивапал Синх.

— Если вчера у него не было денег, то откуда взялись они нынче? — спросил кто-то из толпы.

— Это ему Теджа притащил, — ответил один из людей тхакура.

Услышав об этом, отец Теджи грозно обратился к сыну:

— Ты что же, украл деньги? То-то ты весь день плел мне небылицы!.. Манохар, — сказал он старику, — эти деньги Теджа стащил у меня из сундука. Это мои деньги.

Манохар швырнул ему деньги.

— Твои — так возьми. Я не просил их у твоего сына. Ты плохо поступил, сынок, — продолжал он, обращаясь к мальчику. — Воровством занялся?.. Рам-рам[24]. Опозорить меня, старика, захотел… Люди могут подумать, что это я подбил тебя на такое дело.

Шивапал Синх рассмеялся:

— Ну что, Манохар, где твои деньги? Давай их сюда. Давай же, я готов принять их. Или выкладывай деньги, или проваливай прочь с дороги! Умел занимать — умей и расплачиваться!

— Господин тхакур, какой толк насмехаться над стариком? — сказал Манохар. — Денег у меня, правда, нет, но только дерево рубить я все равно не дам.

Тогда Шивапал Синх воззвал к присутствующим:

— Люди, послушайте и рассудите по справедливости. Срок кончился еще вчера, а деньги я и сейчас готов принять. Я тут не виноват, старик зря ссору затевает.

Услышав слова тхакура, Теджа выскочил вперед и, сняв с пальца кольцо, подбежал к Шивапалу Синху:

— Господин тхакур, здесь целая то́ла[25] золота. Продадите — получите ваши деньги. Берите кольцо. Отец тут ни при чем, — это кольцо подарила мне бабушка.

И все удивились, услыхав слова этого мальчика.

Отец Теджи выступил из толпы:

— Берите, господин тхакур, кольцо стоит ваших денег, а дерево не трогайте. Вы ведь только что сами говорили: получу деньги — дерево не трону. Уж если дали слово, держите его.

Тхакур растерялся. Он был уверен, что Манохару денег не найти, поэтому он и согласился принять их. А сейчас уж ничего нельзя сказать: на глазах у всех согласился взять деньги. Забрав кольцо, он молча удалился.

После ухода тхакура Манохар Синх подозвал к себе Теджу.

— Ты спас дерево, сынок, — растроганно сказал он, обняв его, — и я дарю его тебе. Теперь ты будешь его хозяином и сохранишь после моей смерти.

И, вкладывая саблю в ножны, он добавил:

— Пока я жив, никто не тронет дерево. Тот, кто решится на это, живым не уйдет. Не зря мы служили в армии и бывали в сражениях. А тут, скажи на милость, какой начальник явился!

Сударшан

СЛУЧАЙ В ДЕТСТВЕ

Как жаль, что дни детства, светлые и радостные, как залитый солнцем весенний сад, уже отошли безвозвратно! При одном воспоминании о беззаботной жизни, полной безудержного веселья, о золотой поре детских игр и развлечений, сердце невольно сжимается от боли. Удивительное это было время, и пролетело оно быстро, как сон! Иногда кажется, что все это происходило не дальше как вчера. А ведь с тех пор прошло уже много лет, и мир успел во многом измениться. Но стоит только на минуту погрузиться в воспоминания, как картины той невозвратной поры начинают сменять одна другую, как кадры кино. Грязная сумка, с которой бегал в школу, забрызганные чернильными пятнами тетради с рядами старательно выписанных неуклюжих букв, разноцветные стеклянные шарики, которыми, как правило, были набиты все карманы, верные друзья детства — все это, вероятно, не забудется до конца жизни. Радость, которая охватывала вас в детстве, когда вам дарили всего лишь одну блестящую пайсу, вы уже не способны испытывать сейчас, получая сотни и даже тысячи рупий. Тот восторг, с которым вы принимали подаренный вам обыкновенный резиновый мяч, ныне не могут вызвать даже высокие назначения и чины… Да, с годами глубоко меняется взгляд на жизнь.

Нас было трое детей в семье: я, мой брат Ви́шну и сестра Мо́хини. Больше всех родители любили меня, самого младшего. А мать — та вообще души во мне не чаяла. Не было случая, чтобы мне отказали в чем-нибудь.

Если покупали фрукты или сласти, то самая большая доля доставалась мне. Если брату или сестре шили новое платье, то для меня заказывали еще лучшее. Брат и сестра не могли спокойно смотреть на такую несправедливость. Они сердились на меня и обижались на мать. Но их обиды не могли изменить отношение родителей ко мне. На моей стороне всегда стояла мать. Она, это живое воплощение материнской любви и ласки, давно уже покинула этот бренный мир, но ее улыбающееся, светлое лицо, весь ее чистый, благородный облик я свято храню в своем сердце. Отец работал в Симле, изредка навещая нас, поэтому отсутствие отцовской ласки приходилось восполнять матери. И сегодня, вспоминая детство, мне кажется, что дороже матери нет никого на свете. Отчетливо, как будто это было вчера, вспоминается, как однажды, несмотря на мои слезы и вопли, мать уехала куда-то на несколько дней, оставив меня на попечение сестры. Это был первый случай, когда мать не взяла меня с собой. Когда перед уходом она ласково позвала меня, чтобы проститься, я со слезами забился в угол и прокричал ей оттуда:

— Никогда теперь не буду разговаривать с тобой!

Мать улыбнулась и, любовно взглянув на меня, протянула мне четыре блестящие пайсы, как бы желая щедрым подарком искупить свою вину, но я не взял их. Пока она находилась в комнате, я упрямо стоял в своем углу и сердито, исподлобья