Шрифт:
Закладка:
Principi di una scienza nuova d'intorno alla commune natura delle nazioni (1725) предложил «принципы новой науки, касающейся общей природы народов», и предложил найти в дебрях истории закономерности последовательности, которые могли бы осветить прошлое, настоящее и будущее. Вико считал, что в истории каждого народа можно выделить три основных периода:
(1) Век богов, когда язычники верили, что живут под божественным правлением и что все им предписывается [богами] через эгиды и оракулы… (2) Век героев, когда они правили в аристократических государствах благодаря некоторому превосходству природы, которое они считали своим по отношению к плебсу. (3) Век людей, когда все признали себя равными по человеческой природе и поэтому основали сначала народные содружества, а затем монархии.100
Вико применял первый период только к «язычникам» и «профанной» (небиблейской) истории; он не мог, не оскорбляя священной традиции, говорить о ветхозаветных евреях как о тех, кто просто верил, что они «живут под божественным правлением», Поскольку инквизиция (более суровая в Неаполе, чем в Северной Италии) преследовала неаполитанских ученых за разговоры о людях до Адама, Вико старательно согласовывал свою формулу с Бытием, предполагая, что все потомки Адама, кроме евреев, после Потопа впали в почти звериное состояние, жили в пещерах и совокуплялись без разбора в коммунизме женщин. Именно из этого вторичного «состояния природы» развилась цивилизация: семья, сельское хозяйство, собственность, мораль и религия. Иногда Вико говорил о религии как о примитивном анимистическом способе объяснения предметов и событий, иногда он превозносил ее как вершину эволюции.
Трем стадиям общественного развития соответствуют три «природы», или способа интерпретации мира: теологический, легендарный, рациональный.
Первая природа, благодаря иллюзии воображения (которая сильнее всего проявляется у тех, кто слабее всего рассуждает), была поэтической или творческой природой, которую мы можем позволить себе назвать божественной, поскольку она представляла физические вещи как одушевленные богами… Из-за той же ошибки воображения люди испытывали ужасный страх перед богами, которых они сами создали… Второй природой была героическая: герои считали себя божественного происхождения… Третьей была человеческая природа [way], разумная и потому скромная, благодетельная и рациональная, признающая совесть, разум и долг как законы».101
Вико стремился вписать в эту триадическую схему историю языка, литературы, права и государства. На первом этапе люди общались с помощью знаков и жестов, на втором — с помощью «эмблем, симилитудов, образов», на третьем — с помощью «слов, согласованных народом… с помощью которых он мог бы зафиксировать смысл законов». Сам закон прошел соответствующее развитие: сначала он был божественным, дарованным богом, как в Моисеевом кодексе; затем героическим, как у Ликурга; затем человеческим — «продиктованным полностью развитым человеческим разумом».102 Правительство тоже прошло через три стадии: теократическую, когда правители претендовали на роль глашатаев Бога; аристократическую, когда «все гражданские права» были ограничены правящим орденом «героев»; и человеческую, когда «все равны перед законами«…Так обстоит дело в свободных народных городах, а также… в тех монархиях, которые делают всех своих подданных равными перед своими законами».103 Вико, очевидно, вспомнил платоновское изложение политической эволюции от монархии через аристократию к демократии и диктатуре (tyrannis), но изменил формулу: теократия, аристократия, демократия, монархия. Он соглашался с Платоном в том, что демократия стремится к хаосу, и рассматривал единоличное правление как необходимое средство от демократического беспорядка; «монархии — это окончательные правительства… в которых нации приходят к покою».104
Социальное расстройство может быть вызвано моральной деградацией, роскошью, женоподобностью, потерей воинских качеств, коррупцией в органах власти, разрушительной концентрацией богатства или агрессивной завистью бедных. Обычно такие беспорядки приводят к диктатуре, как в случае с правлением Августа, излечившего демократический хаос Римской республики.105 Если даже диктатура не в состоянии остановить упадок, в качестве завоевателя вступает какая-нибудь более энергичная нация.
Поскольку развращенные люди уже стали рабами своих необузданных страстей… Провидение предписывает им стать рабами по естественному закону наций;… они становятся подвластными лучшим нациям, которые, покорив их, держат их в качестве подвластных провинций. Здесь сияют два великих света естественного порядка: во-первых, тот, кто не может управлять собой, должен позволить управлять собой другому, который может; во-вторых, мир всегда управляется теми, кто по природе своей наиболее приспособлен.106
В таких случаях завоеванный народ возвращается на ту ступень развития, которой достигли его завоеватели. Так население Римской империи после нашествий варваров вернулось к варварству и вынуждено было начать с теократии [правления священников и богословов]; таковы были Темные века. С крестовыми походами наступила другая героическая эпоха; феодальные вожди соответствуют героям Гомера, а Данте — это снова Гомер.
Мы слышим в Вико отголоски теории о том, что история — это круговое повторение, и закона Макиавелли о corsi e ricorsi, развитии и возвращении. Идея прогресса страдает при таком анализе; прогресс — это лишь одна половина циклического движения, другая половина которого — упадок; история, как и жизнь, — это эволюция и распад в неизбежной последовательности и фатальности.
На этом пути Вико предложил несколько поразительных предложений. Он свел многих героев классической легенды к эпонимам — именам-постфактум, олицетворяющим длительные безличные или многоличные процессы; так, Орфей был воображаемым объединением многих первобытных музыкантов; Ликург был воплощением ряда законов и обычаев, скрепивших Спарту; Ромул был тысячей мужчин, сделавших Рим государством.107 Точно так же Вико свел Гомера к мифу, утверждая — за полвека до появления «Пролегомен к Гомеру» Фридриха Вольфа (1795), — что гомеровские эпосы — это накопленный и постепенно объединенный продукт групп и поколений рапсодов, которые пели в городах Греции саги о Трое и Одиссее.108 А почти за столетие до появления «Истории Рима» Бартольда Нибура (1811–32) Вико отверг как легендарные первые главы Ливия. «Все истории языческих народов имеют сказочное начало».109 (И снова Вико старательно избегает оспаривать историчность Бытия).