Размещались отставники в одном из совминовских зданий в проезде Владимирова2. Каждому из них нашли дело по его профилю. Байбаков занялся родной ему нефтяной и газовой промышленностью. Но, участвуя в заседаниях правительства, куда его нередко приглашали, он чувствовал там свою ненужность. Не зная, чем себя занять, решил вернуться к озонной технологии и вновь попытаться пробить ее. Написал в ЦК, Совмин, Министерство сельского хозяйства. Никакой реакции. Тогда обратился с письмом к Горбачеву:

«…Понимая всю остроту продовольственной проблемы, считал бы необходимым обратить Ваше внимание на вопросы сокращения потерь сельскохозяйственной продукции с помощью озонирования… Обращаясь к Вам по вышеуказанной проблеме, должен сообщить, что, работая государственным советником при Совете министров СССР, я обращался с аналогичными письмами в ЦК КПСС, Совет министров СССР и ВАСХНИЛ к товарищам В. П. Никонову, В. С. Мураховскому и А. А. Никонову. Однако никакой реакции не последовало. Может быть, ставя эти вопросы, я не прав, но, видимо, мне об этом следует сказать. Я думаю, что вопрос применения озона для сохранения сельскохозяйственной продукции заслуживает специального рассмотрения».

И вновь — молчание. О бывшем председателе Госплана новый генсек вспомнил лишь однажды на заседании Политбюро, да и то раздраженно: «Байбаков, бывало, поедет в тот же Вьетнам, по итогам поездки мы напринимаем решений, а потом не знаем, что с этим делать».

Его советы и рекомендации никого не интересовали. Их выслушивали с почтительным равнодушием и лишь для того, чтобы тут же забыть. Он тоже держался почтительно, но с трудом подавлял в себе раздражение. Оно потом прорвется в мемуарах: «Одна за другой проваливались ценные инициативы, обнаруживались непоследовательность, а часто и некомпетентность подходов к возникшим в народном хозяйстве проблемам. Я видел, что, ломая старое и не создавая одновременно нового, руководство страны допускало в проведении экономических преобразований просчет за просчетом».

В нем говорила обида. На жизнь, совершившую крутой поворот. На чересчур самонадеянных, по его мнению, горбачевских соратников. На самого Горбачева. А еще угнетала невостребованность. Он высоко ценил бывших зампредов Совмина, к каковым и сам принадлежал. Считал их умными, энергичными людьми. И полагал, что они, выйдя на пенсию, могли бы не имитировать свою полезность, а быть реальными советниками, как Генри Киссинджер или Збигнев Бжезинский.

Через два года группу упразднили. Поводом послужил репортаж в «Известиях». В нем рассказывалось о заседании Совета министров СССР и перечислялись все его участники, в том числе и названные по фамилиям государственные советники. В Совмин и ЦК пошли письма: почему в советниках пребывают «застойщики»? Что они могут посоветовать новому правительству в период перестройки? После этого в Совет министров был вызван Дымшиц, и ему было предложено отправиться на отдых, затем настал черед Нуриева…

Байбаков не стал дожидаться, когда его попросят. Написал заявление и пришел с ним к Рыжкову.

— Знаешь, Николай Иванович, я не жду, когда ты меня вызовешь и предложишь подать в отставку. Сам с этим пришел. Давай-ка освобождай меня, буду работать в Институте проблем нефти и газа АН СССР и заниматься вопросами, которые еще не пробил.

Просьба была удовлетворена.

Последний пленум

Двадцать первого октября 1987 года в 10 часов утра в Кремле открылся пленум ЦК КПСС. Последний, в котором Байбаков участвовал как член ЦК. Пленум был посвящен 70-летию Октябрьской революции. С тезисами доклада на нем выступил Горбачев.

Не все из этих тезисов Байбакову понравились. Он легко и охотно солидаризировался с генсеком в оценке «первопроходческого пути советского народа и нашей партии». Аплодировал, когда тот говорил, что «мы вырвали страну из разрухи и отсталости, сделали ее могучей державой, преобразили жизнь, неузнаваемо изменили духовный мир человека». Но вот прозвучало: «Вы, товарищи, хорошо знаете, что партия на XX и XXII съездах открыто и мужественно признала ошибки и серьезные потери того [сталинского. — В. В.] времени. Была дана принципиальная оценка массовым репрессиям и их последствиям для страны. Эти оценки остаются в силе. Но сегодня, с высоты новых задач и требований, мы чувствуем острую потребность знать больше о том времени». «В этом месте доклада мне хотелось услышать нечто такое, чего я — делегат тех исторических съездов — не знал, — раздраженно замечает Байбаков. — Тем более что генеральный секретарь подчеркнул: «Нынешний состав Политбюро, большинство членов ЦК не знали о важных деталях и итогах расследования репрессий».

Касаясь сталинского периода, Горбачев старался соблюсти баланс «хорошего» и «плохого». Но Байбакову показалось, что баланс нарушен. Он пишет: «Если в прошлом любые негативные явления приписывались врагам народа, “врагам партии”, а все достижения — “вождю”, то теперь, по-моему, совершается та же ошибка, но с обратным знаком: все плохое приписывается Сталину, а все положительное делалось, мол, вопреки ему».

Любое упоминание Сталина в негативном контексте вызывало у Байбакова протест. Он заводился, ввязывался в спор. И не успокаивался, пока не исчерпывал весь запас аргументов.

Через два года после этого пленума истекли полномочия Байбакова как депутата Верховного Совета СССР.

«Что я сделал полезного для своих избирателей как депутат Верховного Совета? — подводил он итог своей депутатской деятельности. — Оказывал им посильную помощь в строительстве жилья, дорог, приобретении транспорта и в других делах. Я выслушивал наказы избирателей и всегда старался по возможности выполнить их. Когда я приезжал в Кировабад или в Баку, то видел результаты своей деятельности и нередко слышал: “Это, Николай Константинович, вы помогли сделать: пустить трамвай в Черном городе, проложить дорогу… Помните, вы нам помогли с трубами, с выделением денег на строительство магистрали?..”»

Весной того же 1989-го Байбакова пригласили в ЦК КПСС. Как выяснилось, не его одного. Компанию ему составили Громыко, Тихонов, Ломако, Долгих и другие — большая группа ветеранов номенклатуры. От их имени выступил бывший министр машиностроения С. А. Афанасьев. Он призвал собравшихся сложить полномочия членов ЦК. Дальше один за другим начали говорить приглашенные: «В ходе перестройки от членов ЦК требуется напряженная деятельность, полная отдача сил… Необходимо периодически обновлять центральный орган партии… Время перестройки — время молодых… Мы желаем товарищам новых успехов в революционном обновлении нашего общества…»

Выступление председателя Президиума Верховного Совета СССР А. А. Громыко на XXVII съезде КПСС. 26 февраля 1986. [ТАСС]

Тут же было зачитано заранее заготовленное обращение в ЦК. В нем говорилось, что, будучи избранными на XXVII съезде КПСС, в период после съезда многие члены ЦК вышли на пенсию, и поэтому «нам в интересах дела перестройки необходимо сложить с себя