Восприимчивый к аргументам Примакова, Горбачев был готов изучить то, что стало двусторонней стратегией – спокойно развивать двусторонний советско-иракский канал, продолжая публично поддерживать США через ООН. В последнем ключе 25 августа, после интенсивной телефонной дипломатии между Бейкером и Шеварднадзе и безуспешного обращения Горбачева с просьбой к Саддаму соблюдать требования Совета Безопасности о выводе войск, Советы поддержали Резолюцию № 665 ООН, запрещающую любую торговлю с Ираком любыми средствами и санкционирующую военное применение этих санкций, фактически с помощью морской блокады[1031].

Буш почувствовал облегчение от принятия резолюции – не в последнюю очередь потому, что после некоторых колебаний Китай также проголосовал «за». Конечно, китайский посланник сделал оговорку, что, по их мнению, Резолюция № 665 «не содержит концепции применения силы». Но внешнее единство было сохранено. Для Буша было бы невыносимо, если бы один из пяти постоянных членов Совета Безопасности наложил вето на эту резолюцию. Пекин явно стремился возобновить свою роль крупного игрока в мире после того, как он сам себя обрек на дипломатическую изоляцию после событий на Тяньаньмэнь. Для достижения этого результата президент инициировал серию встреч между американскими и китайскими официальными лицами в обеих странах, а также направил президентское послание китайскому руководству. Поэтому он мог сказать членам Конгресса 29 августа: «Мы наблюдаем международное сотрудничество, которое является поистине историческим… Советы, китайцы, наши традиционные союзники, наши друзья в арабском мире – сотрудничество беспрецедентно»[1032].

Президент особенно стремился сохранить динамику отношений с Горбачевым – не в последнюю очередь потому, что опасался, что, если Кремль станет отчужденным из-за Персидского залива, то СССР может в последнюю минуту все же бросить гаечный ключ в механизм объединения Германии. С этой целью 29 августа Буш написал Горбачеву письмо, в котором рассказал об их июньской встрече в Кэмп-Дэвиде и об их идее «чаще собираться вместе» и «неформально разговаривать без повестки дня». Он предложил провести «один день переговоров» о Ближнем Востоке в Швейцарии или Финляндии, что, по его словам, «пошлет хороший сигнал по всему миру». Он также заявил, что запланировал большое выступление перед американским народом около 10 сентября и поэтому надеется, что они смогут встретиться до этого. Более поздняя дата была невозможна, потому что он был бы вовлечен в «внутренние бюджетные вопросы». Буш извинился за очень короткое уведомление, но подчеркнул, что, по его мнению, поскольку «ситуация в мире кардинально меняется», им сейчас важно быть «в тесном контакте». Горбачев приветствовал это приглашение и выбрал Хельсинки в качестве места проведения[1033].

Советско-американский саммит был назначен на воскресенье, 9 сентября. Информационные материалы, подготовленные для президента, показали, что СССР находился в тяжелом экономическом положении, а также высветили политические проблемы Горбачева. В докладной записке президенту Скоукрофт предположил, что общественный «авторитет, популярность и власть» Горбачева в настоящее время «стремительно снижаются», а Коммунистическая партия «непоправимо ослаблена»[1034]. У него были проблемы с выполнением решений центра из-за растущих разногласий в Союзе и его трений с лидерами республики, особенно с руководителем Российской республики Борисом Ельциным. Несмотря на эти внутренние проблемы, ЦРУ заверило Буша, что сотрудничество сверхдержав по конфликтам в Афганистане, Камбодже и особенно в Кувейте позволяет Москве показывать позитивную динамику в «растущих отношениях с Соединенными Штатами и Западом».

Скоукрофт, в свою очередь, напомнил Бушу: «Мы много раз говорили Советам, что хотим помочь им ускорить интеграцию их экономики в мировую рыночную систему и нормализовать наши двусторонние отношения. Но доступ к нашим рынкам частного капитала и поддерживаемым правительством кредитам зависит от добросовестности Советского Союза за столом переговоров»[1035].

Президент подошел к саммиту в оптимистичном настроении, но по пути в Хельсинки заявил журналистам, что не планирует просить Москву направить наземные войска в состав многонациональных сил, собранных в Саудовской Аравии. По его словам, Советы опасались военного конфликта в нескольких сотнях миль от своей южной границы, потому что это оживило бы болезненные воспоминания об их войне в Афганистане. Он, как и Скоукрофт, также намекал на внутреннюю напряженность в СССР между русскими и многочисленным исламским меньшинством страны[1036].

Приземлившись в аэропорту Вантаа незадолго до полудня 8 сентября, Буш, как обычно внимательный к местным деталям, похвалил Хельсинки как место частых встреч «наций, стремящихся продвигать дело мира», и приветствовал финнов как народ, «решительный» в своей «приверженности свободе и независимости». (Он не добавил «особенно против СССР».) Президент также выделил Финляндию как давний «голос мира и стабильности между народами в советах СБСЕ» и в настоящее время как члена Совета Безопасности ООН, «отстаивающего международное право перед лицом необоснованной агрессии Ирака»[1037].

Горбачев прибыл примерно через семь часов, и 9-го числа оба лидера приступили к делу.

В президентском дворце они впервые встретились наедине, сопровождаемые лишь ближайшими советниками и переводчиками. Одновременно с этим Бейкер и Шеварднадзе провели свои собственные переговоры[1038]. На радость Буша, Горбачев показался ему «держащимся относительно свободно и даже веселым». Президент возлагал большие надежды на встречу, даже воображая, что «возможно, эта поездка в Хельсинки с Горбачевым и иракский кризис станут точкой опоры, которая нам нужна, чтобы провести [бюджетную] сделку через Конгресс». Стремясь перейти к публичной демонстрации партнерства сверхдержав, он взял инициативу в свои руки. «Я думаю, что есть возможность развить из этой трагедии новый мировой порядок», – сказал он Горбачеву. Но, продолжил он, суть «должна заключаться в том, что Саддаму Хусейну нельзя позволить извлечь выгоду из его агрессии». Буш был непреклонен в том, что невыполнение резолюций ООН не является вариантом. «Я не хочу эскалации конфликта и не хочу применять силу». Тем не менее, если Саддам не уйдет, «он должен знать, что статус-кво неприемлем». Американцы были полны решимости одержать верх[1039].

Затем Буш сослался на традиционную политику США, направленную на сдерживание советского глобального влияния. Глядя Горбачеву в глаза, он сказал, что теперь все изменилось: «Мировой порядок, который я вижу в результате этого, – это сотрудничество США и СССР для решения не только этой, но и других проблем на Ближнем Востоке». Это был прекрасный сигнал миру о том, что с этого времени две сверхдержавы будут согласованно действовать в Персидском заливе… «Я хочу, чтобы мы с вами работали как равные партнеры в решении этой проблемы». Помня о своем предстоящем выступлении в Конгрессе, Буш добавил: «Я хочу обратиться к американскому народу завтра вечером, чтобы закрыть книгу о холодной войне и предложить им видение этого нового мирового порядка, в котором мы будем сотрудничать»[1040].

В этот момент Горбачев вручил Бушу советскую карикатуру, на которой они оба изображены боксерами, а между ними судья, голова которого была земным шаром. Он поднял руки обоих боксеров в