политики какого-либо народа заключается ведь в том, что она сначала открывает возможность увеличения численности населения, которое потом в конечном счете перестает быть соразмерным с тем, что приносит собственная земля. Эта перенаселенность на недостаточно большом жизненном пространстве нередко приводит к серьезному социальному урону тем, что люди концентрируются только в рабочих центрах, которые становятся меньше похожи на объекты культуры, а скорее на прыщи на теле народа, в которых как бы сочетаются все отвратительные пороки, дурные наклонности и болезни. И получается, что они являются прежде всего рассадниками кровосмешения и ублюдизации и тем самым порождают те гнойные очаги, в которых процветает международный еврейский опарыш и окончательно приводит к дальнейшему разложению». В другом месте своей «Второй книги» он также сетует на «негровизацию и евреизацию нашего народа в крупных городах»[1307].

В речи 18 сентября 1928 г. четко проявляется амбивалентное отношение Гитлера к крупному городу: «В прошлом веке из-за невозможности обеспечивать наше снабжение теми припасами, которые плодит наша собственная земля, мы постепенно сконцентрировали это снабжение на наши крупные города. Они стали зародышевыми клетками промышленного развития гигантских городов, технического прогресса, созидательной гениальности, экономических способностей, но вместе с тем также и всех социальных болезней и всего отсутствия корней у этих людей»[1308]. Таким образом Гитлер никоим образом не отвергал крупные города из-за промышленного развития. Он даже ценил их как «зародышевые клетки» технического прогресса, созидательной гениальности и экономических способностей. Его критика крупных городов была вызвана не враждебностью к промышленности, а его расовой идеологией. Поскольку большая часть еврейства была сосредоточена в крупных городах, таких как Вена и Берлин, он рассматривал их как очаги «расового смешения». В особенности к критике крупных городов его привел тот опыт, с которым он столкнулся в Вене и который был мотивирован расовой идеологией. Логический вывод, однако, заключается в следующем: как только программный пункт расовой политики Гитлера, «удаление евреев»[1309], был бы выполнен, его занимающая центральное место критика крупных городов больше не требовалась бы. Тогда остался бы только один пункт для критики, который был высказан, например, в речи Гитлера от 30 ноября 1928 г.: крупный город «отчуждает» своих жителей от «земли», «потому что в крупном городе живут миллионы людей, которые, вероятно, едят три раза в день, не отдавая себе отчета в том, откуда берется пища. Они работают на фабрике, в офисе, на предприятии и убеждены, что именно так они и зарабатывают себе на жизнь. Но они забывают, что этот хлеб еще надо откуда-то доставить, что увеличение чисто промышленного труда не означает увеличения хлеба насущного. Ибо хлеб насущный народа обусловлен прежде всего размерами его собственного имеющегося жизненного пространства»[1310].

Таким образом, Гитлер считал, что перекос равновесия между сельскохозяйственным и промышленным секторами, вызванный стратегией экономической экспансии, возникновение диспропорции между двумя секторами экономики больше не воспринимается жителями крупных городов во всей полноте, поскольку они, руководствуясь сферой своего опыта, уже не учитывают связь между двумя фундаментальными факторами «жизненное пространство» и «численность населения». Одну лишь эту точку зрения нельзя расценивать как свидетельство антимодернистских элементов в мышлении Гитлера, столь же мало подходят для этого и другие представленные ранее цитаты. Только лишь одно высказывание в речи от 8 декабря 1928 г., которое мы уже цитировали в другом контексте, выражает, что Гитлер, по-видимо-му, в 1928 г. действительно представлял частично антимодернистскую крестьянскую идеологию: «Совершенно иные, чем раньше, мысли овладевают нашим народом, и постепенно в Германии область, связанная с политикой пространства немецкой нации, превращается в область, связанную с экономической политикой. Больше уже не солдат находится на переднем плане, а коммерсант, больше уже не крестьянин, а предприниматель. Город встает на место деревни»[1311]. Еще одно высказывание, которое можно было бы привлечь в качестве доказательства антимодернистской критики Гитлером крупных городов и крестьянской идеологии, датируется 1929 г.: «Возможно, больше всех обладает инстинктом именно крестьянин, которому хорошо знакомы мысли о риске, которому приходится отважиться на то, чтобы провести сев, независимо от того, дают ли небеса свое благословение на это. <…> Народ ныне в асфальтовом духе наших крупных городов постепенно утратил инстинкт»[1312].

3 июля 1931 г. Гитлер вновь подверг критике стратегию экономической экспансии и коснулся рисков, связанных с ненадежностью сбыта. Второй «темной стороной» экономической экспансии он назвал «скучивание больших масс людей в наших крупных городах и городах мирового значения». Это приводит к отрицанию понятия собственности, потому что «сложно трактовать понятие собственности как основу экономического порядка, когда изначально у бесчисленного числа людей нет возможности хоть когда-нибудь получить собственность». Еще одним результатом скучивания больших масс людей в крупных городах являются социальные последствия городской жизни, которые приводят к болезням, отравляют и изматывают народ. Однако «самой большой опасностью» является отчуждение горожан от земли, но прежде всего распространение представления о том, что «крестьянин есть бремя для нации, что аграрий — это своего рода изъян нации, что обработка почвы — неизбежное зло». Из такой позиции, в свою очередь, следует, что жители крупных городов якобы взывают к тому, чтобы был дешевый импорт продовольствия, выступают за открытие границ, тем самым в результате все больше разрушая сельское хозяйство и разоряя крестьянство[1313].

В беседе с Вагенером[1314] Гитлер также критически высказывался о крупных городах. Очевидно Гитлер всегда сохранял определенный скептицизм по поводу одностороннего развития крупных городов[1315], но это не означает, что он хотел рассредоточить существующие города и переселить их жителей в сельскую местность. Как раз наоборот. Как доказывает мегаломания его градостроительных проектов, у него не было никаких намерений в этом направлении. 4 октября 1941 г. Кёппен сделал запись о высказывании Гитлера, согласно которому он недвусмысленно подчеркнул, что «переселение горожан назад в деревню» он отвергает, это «напрасный труд и выброшенные деньги»[1316].

В жизненном пространстве, которое следовало завоевать на востоке, Гитлер хотел не только поселить крестьян, но и построить «несколько достаточно крупных городов»[1317]. Но внутри Германии он был «против создания новых городов размером с Берлин. Для рейха было достаточно, чтобы он имел один пятимиллионный город (Берлин), два двухмиллионных города (Вену и Гамбург) и многочисленные города-миллионники. И дальше расширять наши крупные города для того, чтобы сориентировать на них всю культурную жизнь более-менее крупных регионов Германского рейха будет глупостью»[1318].

Подведем итог рассмотренного материала: одна, хотя и не самая важная, линия аргументации против стратегии экономической экспансии, которую Гитлер также провел к требованию нового жизненного пространства, заключается в следующем: из-за этой стратегии возникает все возрастающая диспропорциональность между сельским хозяйством