Шрифт:
Закладка:
***
Запертые покои с каждым днём казались всё меньше. Пространство словно сжималось, сужая кольцо вокруг кровати. Сначала исчезли дальние окна и шкафы, потом — бассейн, следом пропали кабинет, библиотека и трапезная, оставив лишь крошечное жилое помещение с одним окном, столом, постелью и сложенными на полу забытыми записями.
Как же хотелось поговорить хоть с кем-нибудь!
Карнифинвэ порой казалось — он уже готов умолять на коленях выпустить его просто пройтись по улице, однако слабость быстро уступала место желанию не сдаться. Только каждый раз возникало ощущение, будто пропасть всё ближе.
«Ради Вирессэ, — повторял себе принц, — ради моей любимой Вирессэ я обязан держаться! Она стольким пожертвовала из-за моей глупости! Я не имею права опустить руки!»
Отметая навязчивые мысли о том, что может больше никогда не увидеть супругу, сын нолдорана Питьяфинвэ через силу встал с постели и заставил себя начать тренировку, чтобы не забыть, как это — уметь дать отпор врагу и защитить тех, кто дорог.
Непонятно, что лучше — чтобы навык пригодился или чтобы нет. Но пусть будет.
***
В доме Белемира снова стало многолюдно. Идея обучать детей в обход эльфийских школ с одной стороны казалась удачной, однако с другой выглядела сомнительно. Несмотря на более чем благосклонное отношение самого библиотекаря к учению Пойтара Светлого, книжник не мог не замечать, что слишком во многих вопросах мудрому автору не хватало опыта веков, который в достатке имелся у Старшего Народа. Да, порой знания не подходили для эдайн, ведь эльфы и люди слишком разные, но Звёздные готовы были учиться ради своих подопечных! Они спрашивали совета у гномов — тоже смертной, знающей старость расы, внимательно наблюдали за беорингами и выслушивали каждого, кому было, что сказать. Эльфы стремились к знаниям гораздо охотнее людей, и поэтому Белемир не мог относиться к ним плохо, несмотря ни на какие обиды. Зато Брегор… Хотя, в последнее время он тоже изменил мнение, либо делал вид.
Брегор…
Не обсуждая с женой других мужчин, поскольку это не женское дело, книжник много думал о случившемся после возвращения родича-вождя из Таргелиона. Возможно, и правда стоило взять власть в Фиримаре в свои руки, тогда и бунты прекратились бы. Только Брегор вряд ли на это согласится.
Осень за окном закружила листья вязов, ив, клёнов, ясеней, постучала в стекло каплями унылого дождя.
— Папа! Папа! — Берен снова забыл о правиле стучаться перед тем, как войти. Войти! Не вбежать, распахнув дверь. — А когда сестра вернётся?
«Может, сказать ему правду?»
***
Тот день был совершенно обычным, пока в коридоре не послышался короткий вскрик, сменившийся причитаниями. Женщина, приносившая для Аданель-младшей еду не выронила поднос, потому что больше жизни ценила посуду и приготовленные блюда. Осторожно поставив обед к стене, служанка поспешила за помощью.
Убеждённый, что жене не следует видеть страшное, Белемир протолкнулся сквозь охрану и слуг и увидел кровь. Много крови.
— Нашла швейные ножницы, — сказал кто-то в толпе. — Всю шею изрезала, и вот.
— И никто нечего не слышал? — вопрос повис в воздухе.
Конечно, девушка была немой, однако от боли она бы всё равно издавала какие-нибудь звуки, ведь смерть не произошла моментально. Да, так проще для всех, не нужно многолетних судов, выяснений, да и сама Аданель не страдает больше, но…
Но Аданель-старшая так и не смирилась, ничего не сказала сыну, заявив, что большая сестра просто уехала из города, а после замкнулась в себе, отказывалась обсуждать случившееся даже с Мельдир, Андрет и Бериль.
Преступницу похоронили на краю кладбища, и, Белемир знал, Брегор приказал незаметно следить за могилой, однако, разумеется, тот, кого несчастная девушка любила, так и не появился.
***
— Берен, — библиотекарь поднялся от записей, достал книгу и чистые листы, перо, чернила, поставил на низкий столик и указал сыну садиться, — о женских делах спрашивай маму, но помни — нас они не касаются. Садись и пиши: сегодняшнее число, месяц, год от восхода Солнца, а дальше опиши как можно более длинными фразами погоду за окном.
По глазам мальчика было видно: он уже пожалел, что зашёл к отцу, но пути назад нет. Нехотя занявшись делом, Берен надул губы, стал недовольно фырчать, однако родитель демонстративно не замечал недовольства наследника.
Перед Белемиром возникла гораздо более сложная задача, нежели принуждение мальчишки к учёбе: составление жизнеописания вождей эдайн Дортониона давно стало непростым, поскольку решить, что следует знать потомкам, а что нет, каждый раз оказывалось крайне непросто. С одной стороны, хотелось бы, чтобы дети, внуки, правнуки и их правнуки читали о предках только лучшее, но как тогда учить будущие поколения мудрости, если не рассказывать правду об ошибках?
«Пиши, как есть, дядя, — отмахивался каждый раз Брегор, если речь заходила про летопись. — Пусть новые беоринги знают, что их предок Борон был горьким пьяницей, потерял авторитет в глазах народа, споил сына и едва не стал причиной гибели внука, тем самым чуть не обезглавив род Беора Старого. Пусть знают, каким тяжёлым становится путь потомков с такими ничтожными предками!»
«Конечно, — ухмыльнулся про себя Белемир, — Брегор хочет выглядеть героем на фоне опустившейся родни».
Брегор. Мальчик-неожиданность. Его имя означало «Внезапный», потому что матушка не знала о беременности, пока в животе что-то не зашевелилось. Говорят, и кровоточила, как обычно, и чувствовала себя хорошо. А потом вдруг родила. Но теперь слово «брегор» приобрело совсем иное значение.
«Да ты брегор!» — то и дело слышались укоры в адрес слишком злых людей.
«Это брегор, а не медведь!»
«Внезапный» стал «Свирепым». Наверное, могло быть иначе, если бы Белемир взял власть в свои руки, но из-за эльфов заболела мать…
— Папа! Я написал!
Посмотрев на исписанный крупными тенгвами лист, книжник подумал, что назвал сына Защитником не просто так и не хочет, чтобы значение имени поменялось. Видимо, для этого необходимо оставаться хорошим отцом. Но как рассказать в летописи о том, что вождь мирного племени носил имя Свирепый?
«Как есть, дядя. Пиши, как есть».
***
Мельдир напилась. Впервые супруга вождя была не в состоянии встать из-за стола и только плакала, закрывшись в комнате. Женщине не с кем было поделиться, да и не
