Шрифт:
Закладка:
План бегства был самый простой: стоило только достать одежду сестёр милосердия, и Ноемии и её спутнице легко будет, не возбуждая подозрений, скрыться в заранее приготовленное убежище. Частые службы Страстной недели благоприятствовали этому бегству. Всё совершилось по желанию молодой девушки; она поселилась в отдалённом квартале Рима у одной старой еврейки, и в этом убежище была скрыта от всех взоров.
Одна против всех угрожающих ей опасностей, молодая девушка не чувствовала в себе прежней силы для борьбы; её гордая голова невольно опускалась на грудь и слёзы навёртывались на глаза, когда она думала о тех, кого любила.
Но вот мысль о Паоло вернула её к действительности; сердце её забилось, и страстное желание узнать о судьбе юноши возбудило в Ноемии жизнь и энергию.
На другой день, взволнованная и потерянная, она вышла из дома с твёрдым намерением увидеть кардинала Фердинанда и потребовать от него разъяснений касательно Паоло.
Но Ноемия забыла, что в Страстную пятницу совершается папское служение; дворец молодого кардинала был наполнен монашеской челядью, и еврейка едва добилась ответа, что член святейшей коллегии уехал в собор Святого Петра.
Первым её движением было бежать туда и лично расспросить обо всем кардинала, но мысль об опасности подобного поступка остановила: за себя она ничего не боялась, но всё, что касалось нежно любимого человека, страшило её. В нескольких шагах от своего жилища она повстречала одну из тех многочисленных процессий, которые исхаживают Рим по всем направлениям. Ноемия хотела было проскользнуть мимо, но первые ряды шествия загородили дорогу, и она, чтобы не быть замеченной, стала на колени вместе со всеми.
Она рассеянно следила за медленно проходящей процессией, как вдруг глаза её остановились на молодом причетнике в церковном облачении, который шёл по левую руку от священника, при виде его она вскрикнула и упала без чувств.
Молодой человек обернулся, но, увлекаемый толпой, едва имел время поднять руки к небу, со взором, исполненным страшного отчаяния. Это был Паоло.
Ноемия, очнувшись после долгого обморока, увидела себя связанной и брошенной на солому в низкой тёмной сырой темнице.
Несмотря на все усилия, она не могла собраться с мыслями; всё путалось в её голове; она помнила только одно, и сердце её билось при этом воспоминании:
Паоло был жив и свободен! Она видела Паоло!
Но эта богатая одежда, эти украшения... значит, он причислен к Церкви?! Но ведь римская Церковь запрещает своим членам брак, установленный самим Богом между первым мужчиной и первой женщиной, значит, папский католический священник не мог стать её мужем.
У Ноемии сделался бред, после которого она почувствовала себя разбитой телом и душой.
Молодая еврейка не была жертвой, которую хотели ударить из-за угла, нет, падение её требовало огласки, для того чтобы устрашить её соотечественников и подчинить их Риму.
Её окружили усиленным вниманием, чтобы вести потом, как жертву, на всесожжение. Но враги обманулись в своём ожидании: Ноемия была уничтожена постигшим её несчастьем.
Это не обезоружило тех, кто стремился привести в исполнение свои планы, хотя бы даже это стоило жизни молодой девушке.
С тех пор как Ноемия пришла в себя, келью её посещал один только монах, которому поручено было обучать еврейку католической религии, но Ноемия, убедившись уже в его лицемерии, не слушала, что он говорил про церковь и веру, она думала только о том, как тяжела будет для неё жизнь без Паоло. Чтобы сблизиться с предметом своей любви, она готова была отречься от своего Бога, покинуть свою семью.
Кардинал Фердинанд не ошибался, когда на этой пылкой, страстной натуре строил планы своего обогащения.
Молодая еврейка ничего не отвечала на вопрос, готова ли она принять святое крещение; это молчание было принято за согласие; Ноемия не противоречила, так как в христианской религии она видела теперь только право и наслаждение обожать того Бога, которого обожал и которому поклонялся Паоло; кроме того, её поддерживала слабая надежда соединиться с ним в будущей жизни.
Отрёкшись от своего Бога и своего отца, она искала в монастыре убежища против шумного и порочного света. Ноемия была одной из тех энергических натур, с которыми силой ничего не поделаешь, но которые уступают под влиянием утомления и утомившись борьбой; после своего сверхъестественно возбуждённого состояния девушка почувствовала совершенный упадок нравственных и физических сил, — она сбросила ношу, которую не в состоянии была нести, и убедила себя, что в уединении только и может найти покой своей страждущей душе.
Еврейка, принимающая святое крещение и постригающаяся затем в монахини, — двойное торжество для общины, и потому немудрено, что восемь дней спустя, после того как Ноемия согласилась принять крещение, монастырь и окрестности его с самого утра имели уже праздничный вид.
Пономари, привратницы, церковные сторожа и другие слуги были в восторге и рассказывали друг другу чудеса о предстоящей церемонии: председателем её будет кардинал Фердинанд, любимец святого отца; проповедь скажет молодой доминиканский монах, введённый в моду иезуитами и славящийся своей красотой и умилительным красноречием. Какая слава для монастыря!
Давно ожидаемый день наступил. Улица была украшена, как в самый торжественный праздник; все стены покрывали гирлянды из зелени и цветов. Эти приготовления напомнили Ноемии другую церемонию: пострижение в монахини маркизы Porzia Patrizzi, на котором она присутствовала вместе с синьорой Нальди. Молодая и богатая маркиза, как и она, с покорностью отказалась от света, не успев ещё узнать его; для неё улица также облеклась в свои праздничные одежды и воспела самые гармоничные симфонии.
Синьора Нальди, обладавшая редким искусством одевать к лицу, должна была присутствовать при туалете молодой еврейки, ещё рано утром она прислала одну из своих камеристок с богатыми нарядами и драгоценными украшениями.
Перед церковью толпилось множество народа, всадников, прелатов; нищие осаждали богатые экипажи.
В церкви хоры были заполнены знатными особами, почётное место между которыми занимал монсеньор Памфилио, синьора Нальди, усыпанная драгоценными каменьями, затмевала собою всех женщин.
Улица приобрела великолепный вид; мелодичное пение монахинь, раздававшееся под сводами храма, и облака, стоящие от ладана, возвещали начало торжества.
В то время как кардинал, встреченный на паперти духовенством, входил в церковь во главе торжественной процессии — Ноемия появилась у дверей клироса в сопровождении игуменьи и священника, который учил её.
Красота молодой еврейки вырвала у присутствующих крик восторга: вся в белом, опутанная длинною вуалью, прозрачной и
