Шрифт:
Закладка:
— А вот ценный для империи документ, — заметил председатель комиссии, поднимая стопку листов, исписанных рукой Столыпина. — Это очень важно...
И показал бумаги присутствующим. Прочитав заглавие, с мнением председателя комиссии согласились: перед ними действительно документ особой важности — “Проект преобразования государственного устройства России”.
Ознакомиться с проектом при комиссии зять Петра Аркадьевича не мог. Как только он увидел документ, то всё остальное перестало его интересовать. То, что это был самый важный проект, над которым Столыпин усиленно работал в последнее лето, он понял сразу. Выходило, что все проведённые реформы были прелюдией к самому главному замыслу, который Пётр Аркадьевич намеревался осуществить, чтобы возвысить империю.
Упакованные бумаги в тот же вечер были увезены в Санкт-Петербург.
Недели через две Бок к ним вернулся. Придя к министру Макарову, он поинтересовался судьбой проекта Столыпина.
— Я об этом ничего не слышал, — удивился Макаров. — Но вы меня обрадовали. Значит, Пётр Аркадьевич составил проект преобразования государства и рассчитывал внедрить его? Всё, что делал Пётр Аркадьевич, шло отечеству только на пользу. Я выясню судьбу этого документа.
Бок был уверен, что Макаров непременно выяснит судьбу проекта, ведь у него было высокое положение — министр внутренних дел и шеф корпуса жандармов, а совсем недавно — помощник Петра Аркадьевича, директор Департамента полиции, выдвинутый им на должность государственного секретаря.
Но Макаров проект так и не отыскал. В этом он сам признался Боку:
— Вы можете мне не поверить, Борис Иванович, но выяснить дальнейшую судьбу проекта Петра Аркадьевича мне, к сожалению, так и не удалось. А я беседовал со всеми членами комиссии...
Макаров не сказал всей правды. Да, члены комиссии от него скрыли, где находится документ, но он-то мог определить его местонахождение. Документ тот был передан государю, но разглашать тайны министр не имел права.
Сменивший через год Макарова на посту министра внутренних дел Н.А. Маклаков пригласил к себе Бока:
— Знаю, Борис Иванович, что вы интересовались судьбой проекта Петра Аркадьевича и были неудовлетворены, что ничего о нём не известно, но и я, как министр, не имею о нём полных сведений. Обещаю, как только мне станет что-нибудь известно, я сразу же дам об этом знать...
Но и Маклаков не смог выяснить, где же находится проект Столыпина. Как в воду канул документ, уложенный правительственной комиссией в коробку и увезённый с собою.
А потом кто-то пустил слух, что документ тот был крамольный, что покойный Столыпин замышлял так преобразовать государство, что самодержавная власть была бы урезана, а выдвиженцы из народа получили бы такие права, которые не снились даже смутьянам-депутатам, критикующим с думской кафедры самого государя.
Слухи, конечно, были нелепые, как все слухи. Но тому, кто распускал их, критика бывшего премьера была на руку.
Не могли они не дойти и до государя. Впрочем, что говорят по поводу архива Столыпина, его не должно было интересовать, ведь он, этот архив, был у него под рукой.
Читал ли его государь? Несомненно, читал — все серьёзные бумаги премьера ему были показаны. Но сделал ли он для себя какие-то выводы?
Он мог отложить документы в сторону, мог передать их Коковцову, чтобы тот оценил, стоит ли продолжить преобразования, намеченные неутомимым Петром Аркадьевичем, и что из них ценного можно использовать.
Государь предпочёл отложить проект в сторону. А жаль, ему бы вчитаться, призадуматься, посоветоваться с учёными мужами, что принимать от бывшего премьера, а что нет. Увы, он принял самое простое решение.
Впоследствии было высказано предположение, что государя этим документом пугали близкие к нему люди: мол, вновь задумывает Пётр Аркадьевич какие-то преобразования, свои реформы, что не может он жить спокойно и оставить в покое всех остальных.
Дворцовый комендант Дедюлин на сей счёт высказывал свои соображения:
— До Петра Аркадьевича было государство и после Петра Аркадьевича оно осталось. И после нас стоять будет государство российское. Для чего же будоражить его и ставить опыты? Опыты пусть учёные ставят, им это нужнее, а нам надо, чтобы устои государства существовали такие, какие нам предки оставили.
Государь соглашался с суждениями близкого ему генерала. Кто же от добра ищет добро? Так и пропали в вихре последующих событий, потрясших империю, документы реформатора, который начертал оставшимся в живых, как надо действовать, чтобы вывести государство в ряд самых передовых стран и избежать в ближайшем будущем катастрофы.
Ничему не научила царствующий двор первая революция.
А потом произошли события, перевернувшие плавный ход истории, — мировая война, революции февральская и октябрьская, война гражданская. Дети Столыпина и его жена оказались в эмиграции. Потом грянула Вторая мировая война, и уже через столько лет никакой надежды найти проект Столыпина не осталось.
Но в жизни бывают удивительные случаи, которые несмотря ни на что приподнимают завесу над тайнами.
В начале 50-х годов старшей дочери Столыпина Марии Петровне Бок, жившей в Америке, в Сан-Франциско, позвонил незнакомец с просьбой о встрече.
— Вы не поверите, — сказал он, — но у меня сохранились некоторые бумаги вашего отца, которые я в своё время вывез из России...
Они встретились.
И Мария Петровна, Матя, как её ласково звали родители, увидела документы, принесённые ей профессором А.В. Зеньковским.
— Это же подлинное чудо, — ахнула Мария Петровна, — ведь прошло столько лет после смерти отца и немало лет после крушения российской государственности, и вот находится никому до сих пор не известная работа моего отца большой исторической важности, следы которой, казалось, бесследно исчезли.
Она поинтересовалась у профессора, как же сохранились эти документы.
Тот рассказал:
— В мае 1911 года Пётр Аркадьевич на протяжении четырёх дней диктовал мне указанный свой труд, желая подготовить проект для доклада государю. Несмотря на все осложнения и передвижения, мне всё же удалось сохранить эти записи, а также записи всех тех поручений, которые мне давал Столыпин между 1906—1911 годами.
Мария Петровна переслала записи профессору А.Ф. Мейндорфу — бывшему товарищу председателя Государственной думы, двоюродному брату Столыпина, который был знаком с его идеями и сочувствовал им. Ознакомившись с записями, он написал ей:
“Прочитав очень внимательно присланные тобой воспоминания Зеньковского — считаю, что было бы бесконечно жалко, если бы эти записи не были обнародованы; правдивость их сомнений не вызывает, а содержание доказывает, как вырос твой отец за пятилетие у государственного руля. То, что кадетам казалось недостижимым без революции, он надеялся осуществить с согласия Верховной власти”.