— Это правда! Я никогда никого не посылал и не преследовал дочь. Я... знал, что у нее неприятности, предлагал ей вернуться в семью. Я желал для нее лучшей доли!

— У нее и так все хорошо, — возмутилась я. — Она знаменитый мастер-ювелир!

— Но ей приходится работать...

— Я люблю свою работу, папа. Я никогда не хотела заниматься ничем другим, — к нам незаметно подошла Жильета и вклинилась в разговор.

— Но, если бы ты осталась в семье, тебе не приходилось бы работать ради пропитания, ты могла бы просто делать это ради собственного удовольствия...

— Но только так я смогла стать настоящим мастером, — Жиль передернула плечами, будто от холода. — Если бы это было лишь развлечение скучающей барышни, я никогда не достигла бы таких высот. Только посвятив себя занятию полностью, можно добиться в нем профессионализма.

— Я лишь хотел... — вновь проговорил он.

— Я знаю. И я тебя ни в чем не виню. Я знаю, что ты так проявлял свою любовь. Но... я бы хотела, чтобы ты уважал меня и мои желания.

Лорд Уркатороус несколько секунд молча смотрел на дочь и лишь затем медленно произнес:

— Ты заслуживаешь уважения сильнее, чем все мои дети. Я горжусь тобой, дочь.

— Папа... — в глаза Жиль блеснули слезы, и она быстро-быстро заморгала, стараясь их сдержать.

— Так значит, вы не будете больше ставить нам палки в колеса? — не выдержала я, нарушая торжественность момента.

— Я никогда и не думал вам вредить, — качнул головой лорд.

— Но вы скрывали завещание! — возмутилась я.

— Я не думал, что Жильета сможет когда-нибудь приблизиться к его исполнению, только измучается, пытаясь этого достичь. Но я видел твои последние работы... ты очень выросла как мастер, — он смотрел на Жильету взглядом полным любви, но моя подозрительность все равно не утихала.

— А зачем же вы тогда здесь? — сощурилась я.

— Чтобы стать свидетелем очередной победы своей дочери, — нежно улыбнулся лорд Уркатороус.

— Папа! — Жильета бросилась ему в объятья.

— Братья всегда ревновали меня к тебе. Самый непослушный ребенок, вызывающий больше всего беспокойства... они считали, что я люблю тебя больше них.

— Но ты всегда был так строг...

— Я беспокоился, что ты можешь себе навредить...

Я отъехала от этой семейки, покачивая головой. Надо же. Если бы мог, он бы всю жизнь прятал от дочери ножи, боясь, что она поранится. Пытался позаботиться, а на деле душил и контролировал до последнего, пока окончательно не потерял. Что заставило его одуматься? Столкновение в библиотеке? Этот суд? Знакомство с ее работами? Не знаю.

Когда перерыв закончился, всем пришлось вернуться на свои места, но теперь, поглядывая в сторону ложи, я замечала теплый взгляд лорда Уркатороуса, направленный на Жильету.

Когда вернулся судья, адвокаты начали разрабатывать условия предстоящего экзамена. По традиции проверку такого класса решили сделать в виде соревнования между готовым мастером и претендентом. Конечно, соперника от гильдии не требовалось победить вчистую, только доказать, что равен ему по уровню мастерства. Чем-то это напомнило мой проваленный экзамен на звание мага.

То, как цеплялись господа из гильдии ювелиров к каждому слову, и все требовали прописать в правилах, наводило на мысли, что все это надолго. Пока будут подбирать состав экзаменаторов и свидетелей... Они еще не определились со своим кандидатом, но уже требовали прописать в правилах все предоставляемые материалы и инструменты, с которыми будут иметь дело мастера. И перламутр из списка немедленно исключили, так как всем известно, что Жильета не режет сама из заготовок. Меня царапнуло это «‎всем известно», ведь это не афишировалось. Разве что внутри нашей мастерской есть, если не крот, то болтун. Нехорошо.

Само испытание назначили через неделю в выходной день, чтобы все желающие могли присутствовать, потому что дело это было очень резонансным. Заседание перенесли в самый большой зал, было много любопытствующих, в том числе из числа знати. Семейство Уркатороус явилось в полном составе, но мама Жиль только кивнула в ее сторону. Внешне они были очень похожи: фигура, черты лица, но леди Уркатороус была будто ледяная статуя: неподвижная, неживая, чопорная, будто вечно замершая для позирования на парадный портрет. Братья Жильеты выглядели откровенно скучающими и сразу отошли к друзьям, едва поздоровавшись с сестрой.

А вот в зале был ажиотаж, всем интересно было посмотреть, как работает знаменитая Жильета Тувер, как рождаются из-под ее рук прекраснейшие ювелирные изделия.

Благодаря содействию господина Юджур, мне удалось в комиссию протащить господина Хуфтера и его приятеля-халифатца, которые совершенно точно были на нашей стороне. Еще господин Юджур достал откуда-то настоящего эльфа с длинными, выглядывающими из пышной блондинистой шевелюры ушами. По морщинам в уголках глаз и между бровей я бы не назвала его вечно молодым, как в наших сказках. Как я поняла, эльф был примерно ровесником господина Юджур, а выглядел лет на тридцать пять-сорок, то есть лет на десять-пятнадцать моложе реального возраста, но не более того. Впрочем, в плане красоты наши книги не обманули — мужчина был очень импозантным, но, судя по довольной улыбке и горделивой посадке головы, хорошо понимал, какое впечатление производит на женщин, что мне в мужчинах всегда казалось недостатком.

А вот противника Жильеты на этом соревновании за звание мастера не объявили до сих пор. Гильдия ювелиров ссылалась на то, что их кандидат сейчас не в городе и они не знают, успеет ли он приехать или придется заменить на другого. Почему при этом просто не сказать имена обоих кандидатов — вопрос, который, конечно, оставался без ответа.

— Время начинать экзамен, — наконец, объявил судья, в этот раз выступающий в качестве координатора. — Где ваш кандидат?

— О, вот и он, — разулыбался член совета старейшин.

В зал вошел мужчина среднего возраста с прилизанными, будто покрытыми толстым слоем геля, волосами в расшитом золотой нитью камзоле. Он насмешливо поклонился публике, небрежно кивнул Жильете и подошел к своей команде.

— Кто это? — спросила я у побледневшей Жиль.

— Это Клодис... он сын мастера, у которого я училась ювелирной магии.