Развернувшись на уродливых ногах и со скрипом втянув в себя руки, монстр заскрежетал вниз по улице, а потом, с грацией изрядно уставшего после работы человека, падающего в кресло, зарылся в свой котлован. Оба окна второго этажа потемнели, как если бы за ними сомкнулись светонепроницаемые шторы. Крыльцо распрямилось, уткнувшись порогом в землю, — и дом-монстр погрузился в безмолвие, неподвижный, как и прежде.

Гарри обернулся к Лему — тот прикладывался к фляге.

— Ты видел…

— Конечно. — Лем вытер губы рукавом.

— Как… как такое возможно?

— Как-то.

— Но как?!

Лем качнул головой.

— Знаешь, как в фантастических книжках, что я почитываю. Пришельцы с других планет, к примеру… или что-нибудь похуже. Может, такие штуки давно живут бок о бок с нами, просто мы их не раскусили. Они как хамелеоны маскируются под жилища людей. Их природа — вампирская по сути, но они тянут не кровь, а энергию наших домов.

— Нет у домов никакой энергии.

— Ну… — Лем потряс флягу. — Я бы так не сказал. Какая-то энергия у них есть. Послушай, раньше люди строили дома с любовью. Еще до того, как бездушные высотки из стекла и пластика уперлись в небо, до того, как строители стали засыпать фундамент мусором и грязью вместо гравия, до того, как главным принципом продажи недвижимости стало прикарманивание денег… До всего этого, раньше, люди просто хотели построить крепкий оплот. Их дома, возведенные с любовью и верой, впитывали эти чувства. А разве любовь и вера — не особый вид энергии? Я не прав, Гарри?

— Наверное, но… ладно, продолжай.

— Таким образом, стены домов старой закалки впитывали любовь зодчих и хранили ее, она становилась их движущей силой… сердцем, очагом, если угодно. Теперь понимаешь, куда я клоню, Гарри? Кто, как не люди наших лет, заставшие времена, когда о строительстве жилища по-настоящему пеклись, более зависимы от своих стен и благодарны тому, что отгораживает их от нового сумасшедшего мира, солнца, дождя и от тех, кто желает нам зла? Возможно, это существо чувствует богатые энергией дома, является в ночи, обосновывается неподалеку и начинает вытягивать из них жизнь, как вампир, пьющий кровь жертвы. Страдающий от вампира человек слабеет, дряхлеет и бледнеет, и с нашими домами происходит почти то же самое. Потому что, как видишь, Гарри, они по-своему живые. Не в привычном смысле — жизнь-то иная, тихая и созерцательная.

Гарри несколько раз моргнул.

— Но почему он принял форму готического особняка? Почему не чего-то попроще?

— Может, в свою последнюю охоту он пребывал среди таких домов. Когда закончил там — прибыл сюда. В его глазах готические особняки ничем не отличаются от остальных жилищ. Пойми, Гарри, он не пытается подстроиться под наш стиль, просто имитирует какой-то дом.

— Это звучит дико, Лем.

— И чем больше я пью из этой фляжки, тем выше градус дикости. Учти, он может выглядеть как угодно. Подумай о гетто этого мира, спальных районах и трущобах, которые не поддерживаются городскими дотациями. Может, эти твари-хамелеоны — не знаю, как правильно назвать, — живут и там, потому что отчаяние впитывается в стены не хуже любви. Они занимают верхушки брошенных многоэтажек, прикидываются хижинами на берегах Луизианы…

— И питаются благополучием или упадком?

— Да. И когда не остается ни первого, ни второго — только руины, они меняют охотничьи угодья.

— И как с этим быть?

Лем пожал плечами, завинчивая флягу.

— Как-то надо быть, очевидно.

Они вышли из машины, на цыпочках пересекли улицу, садами пробрались к дикому дремлющему хищнику. Когда до котлована, где он покоился, осталось всего ничего, они остановились у платана и, притаившись в его тени, отхлебнули каждый понемногу из фляги.

Издалека, со стороны города, доносились шумы оживленного трафика. Чуть ближе к пригороду располагался порт, заявлявший о себе одинокими гудками с буксиров.

— И что теперь? — спросил Гарри.

— Мы подкрадемся к нему с тылов. С черного хода.

— С черного хода? Если спереди — рот, сзади, выходит…

— Мы не станем заходить внутрь, дуралей. Лишь проведаем, что да как. Потом уже что-нибудь предпримем.

— Что, например?

— Этот насущный вопрос предлагаю решить по ходу дела. Пошли!

Черный ход выглядел вполне обычно — двери как двери, ничего особенного. Лем потянулся к дверной ручке и хмыкнул.

— Ну вот, начинается, — прошептал он. — Это просто черное пятно, похожее на ручку — как тебе? С расстояния — черт, даже вблизи — не скажешь, что что-то не так, если не коснешься. Пошли, проверим, что там с окнами.

— Окнами? — переспросил Гарри, а Лем уже обогнул дом с угла и, когда Гарри его нагнал, заглядывал в одно из окон, повиснув на подоконнике, упершись ногами в стену.

— Чертовски странно, — отозвался он сверху. — Тут лестница, мебель, даже паутину вижу. Хотя, погоди… ага! Только дотронься!

Гарри, кряхтя, забрался следом и осторожно прикоснулся к стеклу. На ощупь это было что угодно, но не стекло. К тому же непрозрачное. Холодная и колкая, странная мембрана напоминала рыбью чешую.

— Такая же уловка, как и дверная ручка? — спросил Гарри.

— Да, но посложнее, — отозвался Лем. — Вероятно, оно что-то делает с нашим разумом. Там на самом деле нет мебели и лестниц, ничего внутри — кроме странных кишок, по которым течет энергия наших домов.