На цепи сидит теперь.

Хоть клыки ее страшны,

О долели ведьму мы!

И за то, что съела мать,

Надо Лизу наказать!

Чаще всех бросала камни и ругалась жена мясника. Но она делала это издалека, боясь подойти ближе. Были и те, кто смотрел на девушку-оборотня с жалостью. Одна женщина даже принесла ей воды, но не сняла ошейник, не отпустила. А еще маленькая девочка, улизнув от бабушки, прибежала к Лизе и долго сидела рядом, то плача и пытаясь расстегнуть ошейник или сломать цепь, то поглаживая своей маленькой ручкой грязную повязку на руке девушки, шмыгая носиком и что-то бормоча, пока не пришла старуха и не утащила ее домой.

Боль была постоянной, не отпускала ни на миг. Лиза скоро привыкла к ней и просто спала или бредила, свернувшись в клубочек на влажном от тумана покрывале. На третий день она почти не шевелилась. Лишь сидела под перекладиной, обхватив колени руками и положив на них подбородок.

Пока она была без сознания и мучилась от жара, кто-то приходил, обрабатывал ее раны пахучей мазью и менял повязку на руке, хотя толку от этого не было. Иногда на покрывале лежала еда и стояла чашка с водой, но их обычно утаскивали мальчишки. Некоторые жители вообще забыли про оборотня и только бросали в ее сторону короткие равнодушные взгляды или камни, а потом отправлялись по своим делам. Пару раз Лиза швыряла камни в ответ, и тогда на нее обрушивались проклятия, куски старой черепицы и удары. В итоге ей стало на все и на всех наплевать, она никого не слушала, отгородившись от мира завесой грязных волос и оглушающего оцепенения, в котором пробыла еще один день.

На четвертую ночь высокая температура не спадала, мысли путались от галлюцинаций, но Лизе было уже не так страшно. Она словно отупела от всего происходящего и правда превратилась в зверя, который может только пить, спать и выть, неспособный на человеческую речь.

Утром боль вдруг ушла. Ее тело лежало все там же, а сама она стояла рядом и смотрела на него. Пусть девушка и смирилась с тем, что ей не сбежать и не вызвать у людей сочувствие, но вот так умирать... Это было слишком ужасно, слишком несправедливо! Но у нее больше не было ничего, даже тела, чтобы что-то изменить.

Позже она видела, как пришел дядя Йен, как он, этот трус, не осмелившийся хотя бы попытаться защитить ее, отстегнул ошейник, завернул искалеченное тело в покрывало и куда-то понес. Лиза хромала за ним, рыча ругательства, о существовании которых раньше даже не подозревала, но успела выучить за эти дни.

– Ненавижу тебя! Почему ты не помог мне? Почему?!

Йен унес ее за город и закопал там, где была могила ее матушки, потом нарвал два букета полевых цветов и положил их на оба холмика: на старый, и на совсем свежий. Опустившись на траву, мужчина вытер слезы со щек перемазанными в земле руками и заговорил:

– Я тебя ненавидел... Ты так похожа на него... на того человека, нет... на того оборотня, который соблазнил и бросил твою мать. Я ее любил! Я всю жизнь любил только ее, а ты была так похожа на него! Как же я мог не чувствовать к тебе отвращения? – Закрыв лицо, он разрыдался. – Я старался! Я правда старался хорошо к тебе относиться! Но каждый раз, видя твои глаза, я видел и его! Я был глуп! Я трус! Нужно было сказать твоей матери, что я люблю ее, что хочу быть с ней! Это надо было сделать раньше... Да, раньше, пока он еще не появился в городе, но я... я тряпка, никчемный человек! Прости, что не помог. Нет! Я не достоин твоего прощения! Боги видели, какой непростительный поступок я совершил. Они накажут меня, накажут нас всех! Лиза... Ох, бедная девочка... Ты не заслужила этого...

– Я не заслужила! – закричала Лиза, хотя он не мог ее слышать. – Но вы – да! Я просила богов и Покровителей помочь, я молила их день и ночь... Я умоляла вас! Но никто мне не помог! Никто! Ты ничтожество! Теперь мне не нужна помощь! Я сама, сама буду вашим кошмаром! Этот город... вас всех... я накажу сама!

У нее больше не было тела, но была обида. У нее не было голоса, но была ярость. Не было никого, кто мог бы увидеть ее, выслушать и рассказать о том, что эти звери сделали с ней. Но у нее было одно единственное желание – отомстить. И этого ей хватало.

Сначала она научилась двигать предметы. Это было не так уж сложно. У ее духа оказалось достаточно энергии, чтобы раз в день с легкостью перемещать один или два небольших камня. Тогда она пошла в дом мясника, дождалась, когда он с женой сядет ужинать, взяла его начищенный до блеска тесак и отсекла руку, которая когда-то отрубила ее собственную. Она никогда не была жестокой, но в тот момент широко улыбалась.

Потом Лиза размышляла, что же ей делать с мальчишками, ведь бросать в них камни весь день она не могла. Зато ей было известно, что младший брат Дана любит качели, висящие на большом старом дереве. Оказалось, энергия обиды и ненависти придала ее когтям интересное свойство: предметы, которые она ими царапала, получали повреждения, сравнимые со следами от пилы. Когда ребенок в очередной раз сел на качели и сильно раскачал их, Лиза в последний раз полоснула когтями цепь, и та лопнула. Ее поврежденная нога и часть ссадин и синяков были отомщены.

Она не собиралась делать им больнее, чем они сделали ей. Лишь хотела, чтобы они почувствовали то же самое, ту же боль, тот же страх. И постепенно жители Тинного стали бояться ее.

Маленькой девочке Лиза ни в коем