Напротив, приезды Эльдара еще больше озлобляли ее. Но так как теперь она уже не смела открыто выражать свои чувства перед нелюбимым зятем — все же мужчина и притом не последний человек, — Диса изливала желчь на соседей, тем более что затея Астемира давала ей новый повод для брани.

— Подумайте! — шумела она. — Загубил мою старшую дочь, а теперь зазывает младшую в свою школу… Пусть аллах станет моим врагом, если я отпущу Рум к нему. Пусть аллах не даст мне ни одного дня пить воду, если моя дочь хоть кончиком пальца прикоснется к свинине… Тьфу, аллаур-сын! — Диса плевалась и продолжала, обращаясь, по-видимому, к Думасаре: — А ты, жена черного джина, отвечай, куда пошлешь своих сыновей — в школу или в медресе?

Удар приходился не в бровь, а в глаз. Думасара старалась пристыдить крикунью:

— Зачем кричишь и бранишь меня на улице? Зайди в дом, если собираешься сказать что-нибудь путное.

— Пусть чума зайдет в твой дом.

И надо признаться, Диса не оставалась одинокой. Слышались голоса и других женщин:

— О потомки ивлисов! Лежали бы вы все на спине в тяжких муках! Подумайте, жена когда-то воздержанного Баташева зазывает к себе в дом, чтобы кормить свининой!

Случалось, и воздержанный Астемир терял самообладание и выходил на порог.

— Вы, рожденные с кровоточащими пятками, закройте свои рты, не то языки ваши разбухнут от желчи и лопнут, — сердито говорил он, но тут же ему становилось стыдно, и он уходил куда-нибудь подальше от греха.

Женщины умолкали, затихала и Диса, но вскоре опять появлялась и, поглядывая, не едет ли по дороге из Нальчика вооруженный Эльдар, принималась за свое.

Давлету доставляли удовольствие эти крики вокруг дома Астемира, он любил послушать, как женщины проходятся насчет бывшего председателя. Однажды его осенила замечательная мысль: а что, если дети будут ходить одновременно и в школу и в медресе? Жаль, конечно, что еще не готова башня для обнародования новых законов. Но этот закон можно сообщить прежним способом, через деда Еруля. Астемир подумал, и его заинтересовало предложение: пример ученика, который ходит одновременно и в медресе и в школу, может стать заразительным. Это может продвинуть дело вперед. И Астемир уступил.

— Собирай своего сына в медресе, — хмурясь, сказал он жене, — и чем скорее, тем лучше.

Не напрасно в ту ночь Лю снился нехороший сон.

Хотя уже под вечер распогодилось и дождь прекратился, Лю снилось, что льется вода, а в ведре дырка, Лю все время старается просунуть в дырку палец, остановить льющуюся из ведра воду, а вода льется и льется…

Невозможно было утешить Лю, когда он узнал, какая горькая участь его ждет — идти к Батоко в медресе. Напрасно говорила ему Думасара:

— Послушай, Лю, в медресе ты будешь учить коран, станешь кадием, таким важным, как Саид.

— Не хочу учить коран, — отвечал безутешный Лю. — Коран учить скучно. Мне больше нравится глобус, чем коран. Я обещал Тине показать глобус.

Последние слабые доводы Лю, что Батоко его не любит и не пустит к себе в медресе, ничего не изменили. Астемир сказал:

— Ну-ка, перестань плакать, Лю. Я тебе опять дам военную сумку. Иди к Батоко, он не посмеет обидеть тебя, а там, в медресе, говори всем мальчикам, чтобы они шли в школу. Ты и сам будешь ходить и в медресе и в школу.

Это обещание несколько успокоило Лю, оно понравилось больше, чем слова Думасары о том, что Магомет проложил дорогу в медресе для всех детей и Батоко не смеет не пустить туда Лю. Его очень озадачило, когда после этих слов Думасары Астемир сказал:

— Может быть, тебе, Лю, суждено проложить дорогу в школу, и за тобой пойдут другие.

— Ложись, Лю, спать, — окликнула его старая нана.

Лю очень хотелось спросить у старой наны, какими средствами, с помощью чего Магомет проложил дорогу в медресе, — знание это может ему очень пригодиться, коль скоро и ему суждено проложить дорогу в школу. Ведь старая нана лучше других знает все, что относится к всемогуществу Магомета. Но она так и не сумела ответить Лю на этот вопрос.

Когда Лю проснулся, Думасара уже успела напечь коржиков и складывала их в военную сумку. Однако наступивший день не принес Лю радости.

Звонко кричали петухи. По всем дворам замечалось оживление — и потому, что светило солнце, и потому, что на завтра был назначен великий уаз с участием Казгирея.

Не сразу решился Лю войти в невзрачную, с глиняными осыпающимися стенами пристройку во дворе мечети. Конечно, Лю бывал здесь не раз. Но одно дело заглядывать в окна, другое — переступить порог помещения, в которое проложил путь сам Магомет.

Лю собрался с духом и вошел. Вдоль стен сидели на корточках малыши и подростки, и каждый держал в руках толстую книгу корана. Однако немногие из учеников имели такой аккуратный, хорошо переплетенный коран, какой Думасара вложила в сумку Лю вместе с коржиками. Ученики подняли на Лю глаза, но их пальцы продолжали двигаться по растрепанным, пожелтевшим страницам. Никто из них не решался прервать чтение, встретить новичка добрым словом или какой-нибудь мальчишеской выходкой, хотя самого Батоко в эту минуту в комнате не было. Растерявшийся Лю споткнулся о груду ветхих сыромятных чувяк, сваленных у входа, и тут вспомнил наставление матери — не забыть при входе в медресе снять свои чувяки.

В углу высилась куча тряпья, служившего постелью для мальчиков — учеников из дальних аулов. На подоконниках стояли немытые крынки и горшки с остатками пищи. Запоздалые осенние мухи кружились над ними, и их жужжанье сливалось с бормотаньем усердных учеников.

Все лица были знакомые. Вот толстый Чико, сын Давлета, вот Азрет, по прозвищу Ртом Смотрящий, ибо он всегда ходил с выпученными глазами и раскрытым ртом; вот Хазеша, сын самого Батоко, такой же драчливый и заносчивый мальчишка, как Чико, вот сын мельника Мухаб и тихий, чумазый Алисаг — он согнулся в три погибели, его поза и каждый произносимый им звук говорили, с каким трудом даются ему арабские стихи корана. Его грязный пальчик не скользил по строчкам, а уткнулся в какое-то мудреное слово, как будто это слово ухватило палец и не отпускает. С Алисагом Лю дружил, но знакомы ему были все, даже подростки из дальних аулов. Этих часто можно было видеть по дворам, когда они, возглавляемые бойким Хазешей, с корзинами в руках ходили собирать подаяние.

Лю успел разглядеть и старые коврики из мечети. Несмотря на смущение, он подумал, что в школе у Астемира будет чище и красивее. Чего стоит один колокольчик