XXIX. Муций же, не переменившись в лице, не выказав ни страха и ни каких-либо иных чувств, обычно испытываемых теми, кого ждет смерть, ответствовал ему: «Я римлянин и по рождению не из простолюдинов. Решив освободить отечество от войны, я под видом перебежчика прошел в ваш лагерь, желая убить тебя. Я хорошо знал, что мне предстоит умереть независимо от того, достигну ли я успеха или обманусь в своих ожиданиях, и все же предпочел отдать свою жизнь родине и вместо смертного тела обрести бессмертную славу. Обманувшись в этих расчетах, я, введенный в заблуждение пурпурной одеждой, курульным креслом и другими знаками власти, вместо тебя убил твоего секретаря, который был мне совсем не нужен. 2. Я, конечно, не буду просить освободить меня от смерти, к которой сам себя приговорил, собираясь приступить к своему предприятию. Но если ты избавишь меня от пыток и других оскорблений, дав поручительства в этом перед богами, то я обещаю открыть тебе весьма важное дело, которое касается твоего спасения». 3. Так он сказал, задумав перехитрить Порсену. Царь же, придя в смятение и предполагая, что опасность исходит от многих людей, немедля дает ему клятвенные заверения. После этого Муций, придумав столь необычайный способ обмана, который не может иметь явного подтверждения, говорит ему: «О царь, мы, триста римлян одинакового возраста, все патрицианского рода, собравшись, задумали убить тебя и скрепили замысел взаимными клятвами. Обсуждая способ заговора, мы решили идти на это дело не всем вместе, а по одному и не спрашивать друг у друга, когда, как, где и с помощью каких средств каждый нападет на тебя, чтобы нам легче было скрыть заговор. Решив так, мы бросили жребий и мне первому досталось начать это предприятие. Итак, узнав теперь, что многочисленные и доблестные люди, стремясь к славе, будут иметь те же намерения, что и я, и что одному из них, может быть, удастся добиться лучшей участи, нежели моя, подумай, какой охраны от всех них будет тебе достаточно».

XXX. Когда царь услышал все это, он приказал телохранителям увести Муция и, связав его, тщательно охранять. Сам же он, собрав наиболее верных из друзей и посадив возле себя своего сына Аррунта, стал обсуждать, что делать, чтобы помешать заговору этих людей. 2. И в то время как все прочие предлагали настолько простые меры безопасности, что, казалось, они не знают того, что нужно; его сын, выступая последним, высказал не по возрасту мудрое соображение. Он требовал, чтобы отец размышлял не о том, в какой охране он нуждается для того, чтобы избежать опасности, а о том, как сделать, чтобы вовсе не нуждаться в охране. Когда же все пришли в удивление от его предложения и захотели узнать, как это можно сделать, он сказал: «Если бы ты сделал этих мужей вместо своих врагов своими друзьями, сочтя свою собственную жизнь более ценной, нежели возвращение Тарквиния с изгнанниками». 3. Царь ответил, что он предложил наилучшее решение, но оно также требует совета, каким образом можно будет заключить с римлянами благопристойное перемирие. Он утверждал, что будет большим бесчестьем, если он, победив их в битве и держа в осаде, уйдет, не добившись ничего из того, что обещал Тарквиниям, словно побежденный побежденными и бежавший от тех, кто все еще не решается выйти за ворота. Наконец, он объявил, что здесь возможен будет единственно достойный способ окончания вражды: если от врагов к нему явятся какие-нибудь лица для переговоров о дружбе.

XXXI. Вот что он сказал тогда своему сыну и присутствующим. Однако через несколько дней он вынужден был первым начать переговоры по следующей причине: когда его воины рассеялись по полям и грабили продовольственные обозы, направлявшиеся в город (а делали они это постоянно), римские консулы, устроив им в подходящем месте засаду, многих из них уничтожили и еще больше, чем убитых, захватили пленных. Негодуя на это, тиррены обсуждали свое положение между собой на сходках, обвиняя царя и других предводителей за длительность войны и желая разойтись по домам. 2. Поняв, что переговоры будут угодны всем, царь отправляет самых близких из своих друзей в качестве послов[604]. Некоторые же рассказывают, что вместе с ними был послан и Муций, дав царю клятву в том, что он вернется обратно. А другие говорят, что тот содержался под стражей в лагере в качестве заложника до заключения перемирия и это, пожалуй, будет ближе к истине. 3. Поручения, которые царь дал послам, были таковы: о возвращении Тарквиния никаких переговоров не вести, но потребовать, чтобы им было возвращено имущество, прежде всего все то, что оставил им Тарквиний Древний и которым они владели, приобретя законным образом. Если же это невозможно, то требовать, что возможно в качестве компенсации за земли, жилища, скот и те доходы, которые римляне получили с земли. И по их выбору следует предпочесть одно из двух: или чтобы эту сумму внесли владеющие имуществом и извлекающие из него доходы, или чтобы было уплачено из общественной казны. 4. Это относительно Тарквиниев, себе же, чтобы он прекратил вражду, Порсена приказал просить так называемые «Семь холмов» (это была древняя земля тирренов, римляне же приобрели ее в результате войны, отняв ее у владельцев) и попросить у них также в качестве заложников сыновей из наиболее знатных домов, чтобы римляне остались в будущем надежными друзьями тирренов.

XXXII. Когда послы прибыли в Рим, сенат, убежденный Попликолой, одним из консулов, проголосовал за то, чтобы предоставить все, чего требовал тиррен. Ведь сенат думал, что масса плебеев и неимущих страдает от нехватки продовольствия и охотно примет окончание войны на любых условиях, если те будут справедливы. 2. Однако народ, хотя и утвердил все остальные предложения сената, не согласился на выдачу имущества, но, как я узнал, вынес противоположное решение — ничего ни из частного имущества, ни из общественного не отдавать тиранам, но отправить к царю Порсене послов по этому вопросу с просьбой принять заложников и землю. Что же касается имущества, то они хотят, чтобы он сам, став судьей между Тарквиниями и римлянами и выслушав обе стороны, вынес справедливое решение, на которое не повлияют ни его склонности, ни вражда. 3. Тиррены, вернувшись, принесли царю этот ответ, а вместе с ними прибыли и те, кто был назначен народом, приведя с собой двадцать детей из первых семей, которые должны