— Пусть главный решает, — отмахнулся другой. — Но я б глянул, как эти пятеро его поимеют.

***

Лежать было невыносимо, и неудачливый бунтарь уже выл в голос. Связанные конечности болели и отнимались, тело требовало свободы, муки заглушили злость и горечь поражения. А ещё, чем дальше, тем страшнее било в голову понимание — перетянутые руки и ноги могут отмереть, и тогда…

— Выпустите! Кому говорю! — орал в пустоту Марахорн. — Развяжите! Я всё понял! Простите, братья!

Понимание, что скоро придётся ещё и мочиться под себя, делало положение совсем невыносимым.

— Выпустите! Развяжите или добейте уже! Выродки! Орочье дерьмо! Будьте вы прокляты!

Желудок и низ живота настойчивее напомнили о естественных потребностях, несмотря на боль, и пришлось замолчать, чтобы не напрягаться лишний раз.

***

Орки преследовали с несвойственным ранее упорством. Прикрывавшие отступление воины падали один за одним под ноги врагам, и сын вождя всё с большим трудом отгонял мысли о том, что не получится похоронить погибших собратьев, а значит, над их телами станут издеваться искажённые твари.

Решив для себя, что лучше рискнуть жизнью, чем оставить всё, как есть, Хадор снова поднялся на холм, заранее готовясь к нападению с неба.

— Эй! Эгей! — крикнул он, что было сил, размахивая руками и сняв шлем. — Алкарим, чтоб вас бездна сожрала! Кто у вас командир? Поговорить надо! Предложение к тебе есть, крыс вонючий!

***

— Эт чё? — загоготал орочий командир, показывая своему соратнику на Хадора. — Во дрочёный хрен!

— Да обделался он, — отмахнулся получеловек в доспехах, сделанных на эльфийский манер. Некоторые кузнецы подделывали нолдорскую броню и дорого продавали, как трофейную. Отличить фальшивку могли далеко не все алкарим, поскольку мало кто из них видел настоящие латы и шлемы белериандских мастеров, поэтому очередной ухарь разбогател на дураках.

Подошедший Балрог, возвышавшийся над воинами на две, а то и три головы, усмехнулся:

— Конечно, обделался. Вы его войско разбили. Но раз он на ту гору залез, да ещё и шлем снял, показывая, кто он, значит, готов торговаться. Иди, послушай, что он тебе предложит.

— Да на какой дрочёный… — начал было полуорк, но соратники вдруг его осадили:

— Да ты чё, приятель?! Он нам чёт дать хочет! Иди давай!

— Один?!

— А чё, обделался?!

— Сам обделался!

Вдруг занятый изучением мешка с припасами орк поднялся с земли, толкнул собрата и рявкнул:

— А ну цыц! Ты чё несёшь, сосун дырявый?! Если он счас один пойдёт, то всё себе хапнет!

— А ну стоять! — заорал на ещё никуда не уходящего соратника получеловек. — Делись давай!

— Да вы чё? — ошарашенно замотал головой командир. — Да я ж…

— Себе всё забрать хочет, глянь! — начавший спор орк схватился за кривой кинжал.

Балрог взревел, стеганул рядом с собой пылающим хлыстом.

— Вместе идите! — приказал Майя воинам. — Если этот трус предложит закончить бой, соглашайтесь.

— Чё эт? — возмутился командир. — Добить дырявых надо!

— Своих зря положишь, — Балрог хмыкнул, поигрывая бичом, — и тебя прикончат те, у кого армии больше. И это приказ.

Глаза бойца стали злыми и напуганными одновременно.

— Идём! — гаркнул он на соратников. — Поимеем эту соску!

— Не люблю бледных, — сплюнул орк. — Волосинки чёрные должны быть, жёсткие. Чтоб выдёргивать по одной! Дёрг! Дёрг! А девка: ой, ай!

— Смотри, раньше времени не плюнь! — толкнул его собрат. — А то к штанам примёрзнешь.

— Отбой! Бей отбой! — командир заорал во всю глотку, обращаясь к войску. — Разошлись! Ждать приказа!

***

Внезапно повалил снег, и Хадор, стоя на возвышении, беззащитный перед ледяным ветром, поёжился, убрал волосы с лица и надел тёплый подшлемник, как шапку. Уже начав прикидывать, как лучше уходить, если погода окончательно испортится, сын Хатола вдруг понял — метель кружит только над ним, и это вызывает недоумение своих и хохот чужих. Попытка отойти в сторону ничего не дала, туча вдруг стремительно опустилась, разинув пасть, и человек понял, о чём говорили эльфы.

— Я не боюсь тебя, Моргот! — крикнул в пустоту Хадор. — И если не я, то мои потомки сразят тебя и твоих тварей! Мой сын Галдор продолжит дело отца!

— Чё орёшь, желтовласка? — подошедшие на безопасное расстояние алкарим встали, подбоченившись. Чёрное знамя без герба ткнулось в мёрзлую землю, но безуспешно. Пришлось держать в руках. — Сдаёшься?

— Нет, щелеглазый! — ответил под стать нападке сын дор-ломинского вождя. — Предлагаю сделку: мы отпускаем ваших пленных, а вы дадите нам забрать погибших с поля боя.

По разочарованному лицу орка Хадор осознал — морготовы рабы ждали совсем другого предложения, и забота о пленных и трупах ему непонятна. Так договориться не получится. Однако тот боец, что походил на человека, заинтересовался. Нет, он не был согласен на такой обмен, но слова чужака не оставили его равнодушным.

— Желтовласка, ты — отсохший член, — сообщил военачальнику орк.

Под дружный хохот толпы, краем глаза заметив, как, воспользовавшись перерывом в сражении, люди уносят раненых и отступают, подумав, что ещё немного, и останется один среди вражеского войска, Хадор представил, как о его подвигах споют песни, опустив некрасивые подробности, а насмешливое «желтовласка» превратится в «златовласый», а значит…

Хадор Лаурэфиндэ!

Сравнение с великим эльфийским воином, ныне сгинувшим в безвестность, внезапно придало сил. Каждый малец Дор-Ломина знал историю, как славный герой прошлого вышел на бой с орочьим командиром, спасая свой народ от гибели. Ценой жизни готов был защищать эльфов, упал от тяжких ран, но сбросил противника в пропасть.

— Раз ты такой герой, щелеглазый… — сын Хатола захохотал, выхватил меч. Левой рукой. — Сразись со мной. Кто победит один на один, тот и решает, продолжать ли битву, и как.

Хадор не знал, что врагам приказали принять условия и прекратить сражение, поэтому понял замешательство орка как страх.

— Давай так, желтовласка, — получеловек решил спасти положение и вышел вперёд, — ты отпускаешь пленных, забираешь трупы, а в это время мы с тобой тут бьёмся. Победишь — мы вас не тронем. Проиграешь — считай, повезло, что не увидишь, как мы твоих дружков поимеем. Идёт?

Не зная о приказе Балрога, из-за которого алкарим в любом случае отступят, сын Хатола мысленно простился с жизнью, уверенный — ему вряд ли одолеть врага, не погибнув самому. Вспомнилось лицо матери, её поцелуи и объятия на прощание. Она так молила вернуться с