Пшеничный ответил лаконично: «В курсе». Он поддерживал отношения с рядом бывших коллег, факт привлечения оперативника уголовного розыска к уголовной ответственности являлся событием, которое не могло пройти незамеченным. Тем более для бывшего сотрудника милиции, на собственной шкуре пережившего следствие, арест и суд.

— Из соседнего коттеджа снимал сучий потрох. Из заброшенного! — Рожнов объяснял очевидное.

— Первый вывод — прилегающую территорию тоже следует контролировать! — Сергей Альбертович сделал внушение своему заместителю. — Твой косяк, Олег.

Рожнов кивнул, соглашаясь, хотя на кончике языка у него вертелась отмазка, что босс сам тогда велел распустить по домам пацанов, чтобы не светить прокурора.

— Коттедж нужно осмотреть, — предложил Пшеничный.

Рожнов хмыкнул, ему почудился камешек, запущенный выскочкой-ментом в его огород:

— Ага. Отпечатки пальцев поискать.

— Возможно, наблюдали не один день, обжились, оборудовали лёжку, — Пшеничный в пререкания не вступил, аргументировал свой тезис. — Еще нужно заделать входы в это строение — двери, окна.

— Принимается! — Катаева интересовало, впрочем, другое. — Что это вообще за байда? Оперативная разработка? Так, кажется, это у вас называется?

Советник по безопасности задумчиво вертел в пальцах ложечку, чай его остывал.

— Это самодеятельность. Возможно, милицейская, но самодеятельность. Если технические мероприятия по правилам проводятся, они совсекретные, за расшифровку — статья. Потом, разработка так не реализуется. В отношении бы кого она не проводилась: вас, Клыча или гражданина прокурора. А тут — шантаж в чистом виде, причем, мотив тут личный, его вычислить можно…

— Приступайте, — Сергей Альбертович сказал без тени улыбки, уделяя внимание бразильскому кофе.

Бывший старший оперуполномоченный по особо важным делам межрайонного отделения по раскрытию убийств УУР УВД области, бывший капитан милиции задумался. За раздумьями он не маскировал сомнения по поводу аморальности работы против экс-коллег, своими ему они не были уже шесть лет, к тому же Пшеничный не имел наклонностей к ретроспективной рефлексии. Он прагматично прикидывал, как не продешевить при изложении своих выводов, — босс мог подумать, что разгадка лежала на поверхности. И советник принял срединный вариант, решив изложить часть своих соображений.

— Рязанцева не знаю, при мне он не работал. Вписаться за него мог кто-то близкий, напарник, например, или родственник. Причём это исполнитель, не начальник; начальство, оно за кресло держится. Хотя нынешний начальник розыска Борзов Сан Саныч — на полголовы отмороженный… Мне нужно с человеком встретиться, выяснить, с кем Рязанцев корешится, тогда я скажу точнее.

Катаев внимательно вслушивался в хриповатый голос нового сотрудника, следил за выражением его лица и глаз и мысленно соглашался, что мент рассуждает вполне логично. Сергей Альбертович никогда в жизни не подпускал так близко к себе мусоров, пусть и бывших, поэтому испытывал вполне оправданное напряжение при общении с Пшеничным.

Рожнов шумно выхлебал свой кофе, поморщился (он пил без сахара) и пробасил снисходительно:

— Чё тут гадать? Я знаю, кто посылку принес, кто под почтальона Печкина закосил.

И растянул лыбу, цену себе набивая. Однако, наколовшись на посуровевший взгляд босса, не терпевшего подобных театральных пауз, поспешил выложить, что знал.

— Это из «шестого» отдела опер. Комаров его фамилия. Ну такой, на нерусского машет конкретно: чёрный, бровастый. Понтов у него немеряно. Я его сегодня с утра у нашего подъезда срисовал. В девять часов он у подъезда терся. Я стреманулся, что по мою душу красный приперся, напрягся, а никто ко мне в дверь не торкнулся.

— Олег удостоился чести проживать в одном подъезде с прокурором города, — уловив непонимание в глазах Пшеничного, пояснил Катаев, задумался на минуту, переваривая услышанное, потом заговорил, медленно подбирая слова. — «Шестой» отдел? Комаров Павел Викторович? Знаю такого, и даже на прошлой неделе имел удовольствие общаться в этом кабинете. Подручный Давыдова. Но тогда это не укладывается в схему самодеятельности, предложенную вами, Иван Николаевич.

Пшеничный тщетно попытался пригладить буйные русые кудри.

— Согласен, не вяжется. «Шестой» отдел мог в отношении вас разработку проводить, профиль их. Прокурор мог случайно попасть на запись. Прокурорских работников милиции запрещено разрабатывать, по ним только комитетчики работать могут. Но тогда если «шестой» отдел такую ценную информацию заполучил, им нет резона её в почтовый ящик пихать. Если они, как полагается, реализуют через ФСБ материал по прокурору, они — в парнях будут еще каких козырных. На всю область прогремят! А тут… А так… Стою на своём, Сергей Альбертович — голимая самодеятельность.

— А не мог Комаров действовать втайне от своего начальства? — обсуждение вновь вылилось в диалог между Пшеничным и Катаевым.

— Думаю, что нет. За такое — под жопу коленом дадут, в лучшем случае. В предатели в момент произведут. — Советник по безопасности не решился высказать вслух предположение, что находящемуся под следствием Рожнову прессующий его «шестой» отдел привиделся.

Присутствие в нужном месте в подходящее для подброса конверта с видеокассетой время оперативника РУБОПа рушило схему, выстроенную Пшеничным.

— Мне нужно встретиться с человеком, — повторил он.

— Я разве возражаю? — всплеснул руками гендиректор «Наяды». — Только это надо сделать сегодня. Времени у нас — до четверга включительно, то есть трое с половиной суток.

— Дело по Рязанцеву, оно — принципиальное? Прокурор на уступки не пойдет? — Пшеничный сделал попытку уточнить степень сложности ставящейся перед ним задачи.

— Пока за это речи нет, — Катаев парировал подачу. — Пока требуется выяснить, с чем мы имеем дело. С наглой самодеятельностью одиночки или с непонятным ходом изощренной комбинации системы?

— Ксерокопию сделать разрешите? — бывший опер за угол приподнял лежавший на столе листок с анонимкою.

— Не вижу необходимости. Показывать письмо никому нельзя. Посвящены только вы двое. Это понятно? — Сергей Альбертович сурово посмотрел на подчиненных.

Рожнов в ответ шумно потянул ноздрями воздух и развёл в стороны руки, демонстрируя сдержанное возмущение, что босс ставит его, тысячу раз проверенного-перепроверенного, на одну доску с мутным ментом, работающим в «Наяде» без году неделю.

Пшеничный ответил по-солдатски: «Так точно», и сделал заход с другого фланга, попросив разрешения хотя бы переписать текст письма.

— Хочу покубатурить как следует. Писал человек непростой.

— Чем же он непрост? — заинтересовался Катаев.

Советник по безопасности шевельнул густой подковою усов, повел пальцем по строчкам.

— На первый взгляд, это явно мент. Слово «оперуполномоченный» он сокращает как «о/у». Но вот «ГЕНПРОКУРАТУРА» мне лично слух карябает, это не по-нашенски. «С. Г» — «сего года», тоже как-то замудрёно, с выпендрёжем. Я бы просто написал — до 14 января, ежу понятно, что не до следующего года срок дается. Из той же оперы «И ПР.» — «и прочее». Потом знаки препинания — запятые и точки, посмотрите, всё на месте. Это грамотный человек писал, а в розыске грамотеев немного водится.