— Не знаю, пьяный ты с работы шел или сраный, меня с тобой не было. Знаю, что судье достаточно доказухи оказалось, раз сутки ареста нарезала. Значитца, одно привлечение к административной ответственности уже имеешь. Дело за малым, еще за одним протоколом. Сан Саныч, ко второму материальчику в отношении гражданина Шустрова, с учетом его склонности к сутяжничеству, надо более творчески подойти. Свидетелей парочку подобрать нормальных…

— Какие проблемы, Александр Михалыч? — Борзов с большой охотой участвовал в радиопостановке. — Таких свидетелей подберем, хоть на городскую доску почета. Передовиков соцсоревнования. Чайку не желаете, Александр Михалыч?

— Не откажусь, — Кораблёв, делая вид, что утратил интерес к карманнику, отвернулся от него, переключив внимание на хозяина кабинета.

На днях Саша за ужином смотрел по телевизору интересную передачу про японскую чайную церемонию. Наблюдая за действиями майора, он обнаруживал в них немало признаков ритуала, веками культивировавшегося в Стране Восходящего Солнца.

Как полагается, процесс приготовления чая проходил в полном молчании. Начальник ОУРа выверенными движениями налил из металлического электрочайника (практически «тэцубина») кипятка в граненые стаканы, насыпал в них заварки из пачки и накрыл листком бумаги, который, судя по покоробленной поверхности и тёмно-коричневым окружьям, не впервые выполнял функцию крышки. Подождав с полминуты, Борзов размешал содержимое стаканов алюминиевой ложечкой, бамбуковой мешалкой чайный мастер пока не обзавелся. В качестве «омогаси» — сластей к чаю, он извлёк из шкафа пакет глазурованных пряников, которые при взаимодействии с поверхностью стола издали деревянный стук.

Заметив, что Кораблёв расплылся в улыбке, начальник розыска вопросительно вздернул крепкий шершавый подбородок. Саша, вернув лицу серьёзное выражение, жестом показал — потом объясню, отдельно.

Осторожно прихлебывая из стакана обжигающую жидкость, по вкусу напоминавшую свежеошпаренный веник, Кораблёв достал сигареты и зажигалку. Прежде чем закурить, снял с губ прилипшие, горькие чаинки, из числа тех, что, разбухнув и не пожелав утонуть, остались на поверхности благородного напитка.

Выпустив к потолку аккуратное колечко дыма, Саша понаблюдал, как оно медленно поднимается, истончаясь, потом резко повернулся к Шустрову, напряженно ожидавшему своей участи.

— Всю схему вашу мошенскую видим насквозь. Размотать можем по полной, да время жалко на вас крохоборов гробить. Посему события будут развиваться следующим образом. Каждый займется своим делом. Ты, Константин, Адольфов сын, совершишь еще одно мелкое хулиганство, Александр Александрович даст команду задокументировать это безобразие, а я договорюсь в суде, чтобы тебе быстренько отменили УДО. И покатишь ты на строгий на «шестёрку», досиживать свои десять месяцев. Зря, выходит, написали в характеристике, что ты твердо встал на путь исправления. Не оправдал ты высокого доверия администрации колонии, м-да. Вопросы есть? Учти, рассматриваются только по существу.

Шустров закусил губу, глядел исподлобья. Понимал отчетливо реальность угроз, которые с издевочкой отвешивал по пижонски прикинутый прокурорский чин. За два с половиной месяца, остававшиеся до истечения неотбытого срока наказания, сто раз менты могут состряпать любые бумаги, с них станется.

Битый жизнью бродяга видел три дорожки, лежавшие перед ним. По одной можно буром ломить напрямик, продолжать блажить за ментовский беспредел, бесноваться. Этот путь — самый короткий, через пять шагов упрешься рогом в стену, которую не прошибешь. Можно свернуть на правую развилку и в молчанку поиграться, характер показать, результат окажется таким же, только мусоров раздраконишь поменьше, не так лютовать они будут. Ну а третий путь — налево пойти и коня там потерять, однако попробовать голову спасти.

Эта дорога самая извилистая и долгая, через чертополох, через колючий чапыжник продираться по ней придется…

— А можно, я это самое… как его, — Шустров выдавливал из себя слова трудно, будто из старого тюбика — засохшую зубную пасту. — Можно я не буду совершать, эти, как их… мелкие хулиганства?

Обладавший хорошим чувством юмора Кораблёв оценил нечаянную шутку, кивнул с ободряющей улыбкой:

— Мы только этого и добиваемся. Правда, Сан Саныч?

Начальник ОУРа, сосредоточенно размачивавший в стакане каменный пряник, за этим занятием нить беседы потерял, однако на обращение отреагировал немедленно.

— Это наша конституционная обязанность.

Исполняющий обязанности заместителя прокурора нарастил темп. Каждый свой тезис он сопровождал ударом указательного пальца по столу.

— Первое — немедленно увольняешься из супермаркета! Второе — говоришь подельнику своему, Камышу, чтобы тоже увольнялся на хрен! Третье условие тебе товарищ майор с глазу на глаз шепнет. Я правильно говорю, товарищ майор?

Борзов, без подсказок въехавший в ситуацию, с охотой кивнул. Лишняя вербовка никогда не мешала, а в нынешние трудные времена, когда треть подразделения составляла зелёная молодежь, тем паче.

— Ну а вы, это самое, потом-то меня не кинете? — судя по наполовину утвердительной интонации, карманник уже занёс ногу, чтобы перешагнуть через порог.

Кораблёв, не мигая, смотрел в глаза своему визави.

— Слово.

Шустров скорбно выдохнул:

— Ну давайте как вы говорите делать. Только, это самое, не забудьте потом. Обещали…

— Мы с тебя, Костя, тоже ведь расписок не берем, — жуя размякший пряник, вернулся в разговор Борзов. — Даже не требуем, чтоб ты под запись в своих фокусах-покусах в «Грошике» признался. Или напишем как все было, чего уж?

— Не, — Шустров протестующе выставил перед собой узкие ладошки, — на кой мне лишний гемор? Вы и так всё знаете.

Кораблёв потому и не предлагал грузчику с богатым криминальным прошлым этого условия, понимал — оно для него неприемлемо.

— Александр Михайлович, разрешите, я по делам отлучусь? — начальник ОУРа не переставал подчеркивать высокое должностное положение своего гостя.

— У нас совещание по убийству в половине третьего. Не забыл? Не опаздывай.

— Как можно? Через пятнадцать минут — как штык! — Борзов, дернув за ручку, проверил, закрыт ли сейф, сдернул с плечиков камуфлированную куртку, резко сунул руки в рукава, чертыхнулся, одну руку вытащил наружу вместе со свернутой в клубок шерстяной шапкой, натянул ее на голову и вылетел в коридор.

Саша вынул из «дипломата» бланк объяснения на имя прокурора города и красивым почерком стал заполнять графы анкетных данных опрашиваемого. Объяснение ожидаемо оказалось пустым — не знаю, не видел, не помню, не делал. Но и эти несчастные десять строчек Шустров вычитывал невыносимо долго, в каждом слове ища подвох. Кораблёв в это время курил у окна и размышлял, достаточную ли цену заплатят жулики, обидевшие его невесту, не отделаются ли они лёгким испугом. И в итоге внушил себе, что синица в руках предпочтительнее. Оба крысятника лишались работы, найти новую по нынешним временам не так-то просто. Шустров заработал административное взыскание, теперь он висит за одну ногу. Как известно, нет наказания тяжелее, чем его ожидание. Это ведь обещать Шустрому легко, мол,