– Теперь я припоминаю… – ответила девушка нехотя – ей было неловко вводить двоюродного брата к себе.

– Так тетушка больна?

– Очень! Да поможет ей милосердный Бог! Я вас не зову с собой – мы живем так бедно…

– Не беспокойтесь, – отвечал Вальтер, – я хотел только спросить, не можете ли вы уступить часть своей комнаты этой девушке.

Августа Эренберг взглянула на Маргариту. Видя, как той плохо, она с радостью приняла бы Маргариту (бедные люди большей частью сочувствуют себе подобным), но она сама не могла оказать радушный прием девушке, приведенной Вальтером.

– Я спрошу позволения у отца, пойдемте со мной наверх, – проговорила она смелее. – Вы давно у нас не были, Вальтер! С тех пор все переменилось.

– Я искал вас на старой квартире, – поддержал разговор Вальтер. Между тем Маргарита до того ослабла, что не могла более держаться на ногах, и Вальтер подхватил ее на руки.

– Теперь за угол и вторая лестница наверх, – говорила Густа, следуя за ним.

Дом казался переполненным жильцами: еще не настал час, когда возвращается рабочий люд, а между тем сквозь открытые Двери видно было, что комнаты прямо-таки набиты старыми и малыми.

Вальтеру пришлось задержаться у второй лестницы: несколько человек с трудом несли бедный гроб, а сверху доносилось громкое пение, прерываемое однообразным скрипом люльки, криками, бранью и детским плачем.

Вальтер раскаивался уже, что вошел в этот дом, но Маргарита, видя его нерешительность, прошептала:

– Не беспокойся, мне нужен только уголок для отдыха.

Когда люди с гробом сошли с лестницы, Вальтер с девушкой на руках снова последовал за Августой. В длинном коридоре им попадались ужасные лица – изнуренные голодом, оплывшие от пьянства, искаженные низкими страстями. Верхний этаж делился на такие же ночлежные конуры. Августа отворила дверь одной из них, и оттуда пахнуло удушливым зловонием. Хотя в комнате были два окна, там царил полумрак – так эти окна были малы и грязны. Налево дверь вела в соседнюю конуру с низкой и почти голой кроватью. Всю правую стену до грязной и нетопленой печки занимала постель больной. Старый шаткий стол, две скамейки, прялка да паутина по углам дополняли убранство. На столе стояли бутылка с воткнутой в нее оплывшей сальной свечой и несколько горшков и чашек.

На одном из табуретов, сгорбившись и бессмысленно уставив глаза в одну точку, сидел старик Эренберг. Хорошенькая четырнадцатилетняя сестра Августы стояла на коленях возле постели матери, которая, тяжело дыша, металась на своем одре. Августа подошла к старику и, коснувшись его плеча, сказала:

– Отец, Вальтер пришел.

– Чего ему? – спросил старик, не поднимая головы.

– Он хочет узнать, нельзя ли уступить одной девушке уголок в нашей комнате.

– Здравствуйте, господин Эренберг, – сказал Вальтер, тихо подойдя к старику, – конечно, я заплачу.

– Хорошо! А вы принесли деньги с собой? У меня нет ни гроша!

– Вот вам пока талер, – Вальтер подал деньги. Старик оживился и протянул руку родственнику своей жены.

– Решено! А что за девочка? Не та ли, что еле держится на ногах? Ложись-ка, дитя, на постель. – Затем, указав на больную жену, он прибавил: – Ей недолго осталось…

– Мне очень жаль, господин Эренберг.

– Что делать? Надо покориться судьбе, – пожал плечами старик.

– Разве вы не обращались к доктору?

– Ни один не идет. Да это и к лучшему. Ведь то, что они прописывают, стоит денег. А кому судьба, тому смерти не миновать.

«Как он очерствел от нищеты», – подумал Вальтер. Между тем Августа подошла к совсем ослабевшей Маргарите и заботливо уложила ее в постель.

Вальтер еще и не собирался уходить, как Эренберг сказал ему:

– Я пойду с вами – надо на ночь хлебнуть. Без этого не вынести бессонных ночей.

Вальтер внимательно взглянул на багровое лицо спившегося столяра и только тогда заметил у него на лбу, скулах и руках синяки – следы того падения, о котором упоминала фрау Мюллер.

– Оставайтесь-ка лучше дома, господин Эренберг.

– Хватит рассуждать, пойдемте со мной. Я рад-радешенек, когда могу подышать свежим воздухом.

Вальтер простился с Маргаритой и Августой, обещая вскоре прийти, и вышел вслед за стариком. Однако при первой же возможности он отделался от него.

Не станем долго останавливаться на происшествиях следующих недель, чтобы скорее рассказать о последствиях, которые имела кража в замке.

Тетка Вальтера вскоре умерла, после этого заболела Августа, а Эренберг в вине топил свои заботы, горе и упреки совести, между тем как младшая сестра Августы не переставала плакать. Маргарита нашла в себе силы ухаживать за бедной Августой, а Вальтер приходил каждый вечер и приносил ей свой заработок.

Только похоронили старуху Эренберг, как скончалась и несчастная Августа, в ту самую минуту, когда отец привел, наконец, доктора. Желая чем-нибудь отблагодарить последнего, старик предложил ему свою бутылку водки, но не был в претензии, когда тот сухо отказался от нее, и сам ее выпил. Именно в эту ночь Кастелян и черноголовый Карл совершали кражу в замке. Между тем как Эренберг разговаривал с доктором, Маргарита рассказывала Вальтеру о том, что нечаянно узнала ночью.

– Я ясно слышала, как совещались двое. Из всего, что они говорили, я поняла только то, что речь шла о замке и что в это дело замешано третье лицо.

– Они совещались здесь, в соседней комнате?

– Да, здесь, у самой двери. Один из них толстый. Я видела его сегодня, и, если не ошибаюсь, это тот самый, которого называют Кастеляном; другой же сын вдовы, что живет со своим семейством возле нас.

– Я пойду в полицию, чтобы их схватили.

– Но ведь прошел уже целый час с тех пор, как они ушли.

– Черт возьми! Значит, они уже принялись за свое дело! Здесь мне больше нечего делать, так что я побегу в замок, чтобы помешать преступлению.

– Я пойду с тобой, я не пущу тебя одного, ты чересчур смел, а для этих негодяев убийство ничего не значит.

– Нет, Маргарита, оставайся тут, я не могу взять тебя с собой в такой поздний час, – настаивал Вальтер вполголоса, между тем как доктор писал свидетельство о смерти.

– Нет-нет, возьми меня с собой. При одной мысли, что ты пойдешь один, меня охватывает ужас.

– Успокойся, душа моя! Я вернусь, как только удастся остановить преступление.

– Я чувствую, что ты не вернешься, и ни за что не останусь здесь.

Маргарита накинула платок и вместе с Вальтером, никем не замеченная, вышла из дома. Сильный ветер и мокрый снег хлестали в лицо. Они миновали старинные ворота города и вышли на грязную